смолою штаны. — Бы-ыстро!.. Умываться да кофей пить с сыром голландским!
— А у тебя, — обращался Данилыч к Нефеду Лисицыну, высокому тощему парню с распухшей щекой, — что же это зубы-то? Лечить надо!
— А чего кусать-то? — силясь улыбнуться, шепелявил тот краем рта.
Затягивая пояс, Савва Уваров кряхтел:
— Кофей, сыр… С души воротит, пропади они пропадом!
— Поищи дурней себя, быдло! — сипел себе под нос Кропоткин, надуваясь, натягивая тесный по толстой холщовой портянке сапог, когда Алексашка быстро, как и все, что он делал, вышел на кухню. — Из грязи в князи… Несудом лезет, холопское рыло! Пытает, черт: кость какая? Да по душе ли морская наука — тесать топором? Так и выложили тебе всю подноготную, так и распоясались. Жди! Просты мы на это.
С раннего утра и до позднего вечера работали москвичи стругом, долотом, топором. Петр одним из первых выходил на работу и последним ее покидал. Иногда по вечерам вместе с Данилычем он заходил в трактир выпить стопку джину, побеседовать с голландскими моряками, поужинать. По воскресным же дням волонтеры, предводительствуемые Петром, осматривали другие верфи, суда, фабрики и заводы, заходили в гости к матросам, мастеровым, — старались держать себя как простые рабочие.
Однако такая спокойная жизнь вскоре кончилась. В Саардаме скоро стало известно, что Петр Михаилов — русский царь.
С тех пор не стало покоя Петру.
Любопытные начали толпами приезжать даже из окрестных городов и местечек. Взрослые беспрестанно толпились около Петра, бросались навстречу, чтобы заглянуть ему в лицо. А мальчишки — так те бегали за ним неотступно. Словом, о спокойной работе не могло быть и речи. Петр решил выехать в Амстердам.
Кстати, и великое посольство уже приближалось к столице Голландии.
В Амстердаме послов приняли с большой торжественностью. Было устроено празднование во вкусе Петра: примерное морское сражение, после — большой фейерверк на воде.
После празднества Петр приступил к осмотру столичных верфей.
В Саардаме производилась постройка только торговых судов, в Амстердаме же были и военные верфи, морские арсеналы, на рейде стояли военные корабли.
Все это Петр осматривал тщательно, особо оценивал стапельное хозяйство, приспособления, инструмент, ко всему присматривался, примеривался, все ощупывал, прикидывал, взвешивал, обо всем расспрашивал, входил во все детали, подробности. А после осмотра изъявил желание поработать на какой- либо верфи. Волонтеров он расписал по всем мастерствам.
Петр с Данилычем поступили в обучение к опытнейшему корабельному мастеру Ост-индской компании Геррит Клаас-Поолю.
Обучение продолжалось четыре с половиной месяца. «Чиним мы сие не от нужды, — писал Петр в Москву, — но доброго ради приобретения морского пути, чего до последнего издыхания желать не перестану».
В корабельном мастерстве Петр и Данилыч оказали большие успехи. В аттестатах, которые им выдал Геррит Клаас-Пооль, было сказано, что они могут считаться «примерными и разумными плотниками», искусными «в связывании, заколачивании, сплачивании, поднимании, прилаживании, натягивании, приметании, отточении, строгании, буравлении, распиливании, мощении и смолении».
Ремесло корабельного плотника — дело хорошее, но одного этого мало. Нужно было знать значительно больше. Требовалось изучать хотя бы основы судостроения, поэтому Петр обратился к басу[2] Яну-Поолю, «дабы учил его препорции корабельной…» «Но понеже в Голландии нет на сие мастерство совершенства геометрическим образом, — написал Петр в Москву, — но точию некоторые принципии, прочее же с долговременной практики, о чем и вышереченный бас сказал, и что всего на чертеже показать не умеет, тогда зело мне стало противно, что такой дальний путь для сего восприял, а желаемого конца не достиг».
Петр хотел оторваться от тех шаблонов, которые показывали ему. Он уже отчетливо представлял себе новый корабль — легкий, но прочный, послушный рулю и «остойчивый на плаву». Устройство его он обдумал до мельчайших подробностей. Это должна быть картина, а не корабль!.. Пытался он делать наброски, но простой, неискусный рисунок не выявлял качеств этого воображаемого прекрасного судна. Известно, что прочность и легкость не ладят друг с другом. А как рассчитать, чтобы их соблюсти, примирить?.. Этому здесь научить не могли. Голландцы строили корабли, руководствуясь опытом, практическими навыками, как плотники строят дома, как вообще самоучки занимаются ремеслами.
Случилось после этого Петру быть в гостях у одного голландского купца. Среди гостей находился англичанин. Узнав о том, что Петр весьма опечален неудачным окончанием своего обучения корабельному делу, англичанин заявил, что на его родине судостроение поставлено значительно выше, чем в Голландии, и что изучить основы этой науки в Англии можно в сравнительно короткое время.
Петр решил отправиться в Англию.
15
Петр выехал в Англию в начале января. Лефорт с посольством остался в Голландии.
Английский король принял Петра чрезвычайно радушно, подарил ему красивую, легкую яхту, — «зело изрядное судно», по оценке Петра, устроил для него примерное морское сражение.
Вкусы Петра англичанам были известны.
Поселился Петр в предместье Лондона, местечке Дэпфорде, на самом берегу Темзы, у верфей, в доме Джона Ивлина.[3]
В Англии Петр предался усовершенствованию себя и своих спутников в кораблестроении и навигации, изучал, кроме того, литейное дело, строительное искусство, знакомился с заводскими и фабричным производствами, заключал контракты с морскими и горными инженерами, закупал оружие — пытался перенимать все то полезное, что могло пригодиться в России.
А полезного много встречалось. Пользуясь каждым часом своего пребывания в Англии, Петр старательно отыскивал то, что надо постичь, изучить, или что требуется хотя бы тщательно рассмотреть, разобрать. Вот, например, на одном заводе ему показали, как отливать тонкие стальные листы. И он сам отлил два. На другом — он битых полдня наблюдал, как приготавливают болванки из витой дамасской стали для сабельных и шпажных клинков…
Ему удалось собрать образцы ружей, пистолетов, сабель и шпаг. Вокруг — ив гостиной, и в столовой, и в спальне — были разбросаны и сложены кучами бесконечные образцы… Но нужно было и посмотреть и постичь, как это все отливают, проковывают; обтачивают, высверливают, особенно ружейные и пистолетные стволы. Глаз «брал с налета», а постичь до дна… Как было трудно!
А это значило — нанимать надобно мастеров, завербовывать для работы в России.
Очень понравился ему «Полный географический лексикон, содержащий в себе описание царств, областей, городов, епархий, герцогств, графств и маркграфств, римско-императорских городов, гаваней, крепостей и других знатнейших селений во всех частях света, показующий, в которых царствах, областях и странах находятся, под каким родом правительства, реки, заливы, моря, горы и прочее, близ коих имеют положения свои, и расстояния между ними, отличные места по окрестностям их с означением длины и ширины по наилучшим землеописательным чертежам». Приказал: перевести всё на русский язык.
Ему было мало дела до того, как посмотрят на это правители Англии. Он должен действовать так «для ради пользы Отечества». И он дышал и жил только тем толковым, полезным, особенным, что нужно еще перенять здесь для Отечества своего, спал и видел такое во сне.
Данилыч же ловко помогал Петру собирать сведения о судостроении в Англии,[4] а в свободное время упражнялся вместе с Аникой Щербаковым в «наведении политесу».
Освоить политес — это он полагал своим долгом, считая, что того требует его положение. Долг, прежде всего, но никто же не станет утверждать, что это легкое дело. Поэтому, перенимая манеры
