заниматься в будущем, о том, какой будет новая Норвегия, о наших мечтах и планах. Больших и малых. А несколько часов спустя они лежали на земле мертвые. И будущего у них не было. — Он поднял взгляд и посмотрел фрау Ланг в глаза. — Да, я захожу далеко и, быть может, слишком быстро. Но только потому, что нашел девушку, которую полюбил и которая полюбила меня. Сейчас война, и рассказывать вам о моих планах на будущее — это пускать пыль в глаза. Вся моя жизнь, фрау Ланг, — это один час. И ваша, наверное, тоже.
Хелена посмотрела на мать. Та сидела словно окаменевшая.
— Сегодня я получил письмо из норвежского Полицейского управления. Я свяжусь с лазаретом «Синсен» в Осло для прохождения медицинского освидетельствования. Я уезжаю через три дня. И думаю взять с собой вашу дочь.
Хелена задержала дыхание. Тиканье настенных часов отдавалось эхом. У матери на шее мерцало алмазное ожерелье. Было видно, как она напряжена. Внезапный порыв ветра, залетевший в приоткрытую дверь, колыхнул пламя свеч, и тени прыгнули на серебристые стены. Только тень Беатрисы у входа в кухню, казалось, даже не пошевелилась.
— А сейчас будет пирог, — подмигнула мать Беатрисе. — Специально из Вены.
— Я только хотел, чтобы вы знали, как я этого жду, — продолжил Урия.
— Да, разумеется. — Мать выдавила из себя язвительную улыбку. — Он же приготовлен из наших собственных яблок.
Эпизод 32
Йоханнесбург, 28 февраля 2000 года
Полицейский участок Хиллброу находился в центре Йоханнесбурга и был похож на крепость — с колючей проволокой вдоль стен и стальными решетками на окнах, до того узких, что они походили на бойницы.
— Двое мужчин, чернокожие, убиты этой ночью. И это только в нашем полицейском округе, — говорил инспектор Эсайас Берн, ведя Харри по лабиринту коридоров с шершавыми белеными стенами и грязным линолеумом на полу. — Видели ту махину — отель «Карлтон»? Закрыт. Белые давно уже эвакуировались за город, так что теперь мы стреляем только друг по другу.
Эсайас подтянул штаны. Он был высоким, полноватым, кривоногим негром. Под мышками белой нейлоновой рубашки расплылись темные пятна.
— Вообще Андреас Хохнер сидит в загородной тюрьме, которую мы зовем Город Грешников, — сказал он. — Сегодня мы привезли его сюда для допросов.
— А что, не я один буду его допрашивать? — спросил Харри.
— Вот мы и пришли. — Эсайас открыл дверь.
Они вошли в комнату, где, скрестив руки на груди, стояли еще двое и смотрели сквозь коричневое стекло в стене.
— Одностороннее, — шепнул Эсайас. — Он нас не видит.
Двое перед стеклом кивнули Эсайасу и Харри и отошли в сторону.
За стеклом была маленькая, тускло освещенная комната, посредине которой стоял стул и маленький стол. На столе имелась пепельница, забитая окурками, и закрепленный на штативе микрофон. У мужчины, сидящего на стуле, были темные глаза и густые черные свисающие усы Харри сразу узнал в нем человека с размытой фотографии, которую показывал Райт.
— Норвежец? — буркнул один из тех двоих и кивнул на Харри.
Эсайас Берн утвердительно кивнул.
— О'кей, — сказал мужчина, обращаясь к Харри, однако ни на секунду не выпуская из поля зрения мужчину за стеклом. — Он в твоем распоряжении, норвежец. На двадцать минут.
— Но в факсе говорилось…
— Да плевал я на телефакс. Слушай, норвежец, ты знаешь, из каких стран люди приезжают сюда, чтобы допросить этого парня? А сколько хотят, чтобы мы его им выдали?
— Ну… нет.
— Радуйся, что вообще с ним поговоришь, — сказал мужчина.
— А с какой стати он станет со мной разговаривать?
— А наше какое дело? Сам с ним договаривайся.
Харри непроизвольно втянул живот, входя в узкую и тесную комнату для допросов. На стене, где рыжие потеки ржавчины образовали что-то вроде решетчатого узора, висели часы. Они показывали полдвенадцатого. Харри подумал о полицейских, которые все время следили за ним, и от этой мысли его ладони вспотели. Человек на стуле сидел сгорбившись и наполовину прикрыв глаза.
— Андреас Хохнер?
— Андреас Хохнер? — шепотом переспросил человек на стуле и посмотрел на Харри так, будто больше всего в жизни хотел придушить его. — Нет, он сейчас дома, трахает твою мамочку.
Харри осторожно сел, ему показалось, что он услышал гогот по ту сторону черного стекла.
— Харри Холе из норвежской полиции, — тихо представился он. — Мне надо кое-что от тебя узнать.
— Норвегия? — скептически сказал Хохнер. Он наклонился вперед и стал придирчиво рассматривать удостоверение, которое показал ему Харри. Потом слегка улыбнулся. — Извини, Холе. Они не говорили мне, что сегодня будет Норвегия, понимаешь. А ведь я вас ждал.
— А где твой адвокат? — Харри положил на стол папку, открыл ее и достал список вопросов и блокнот.
— Да пошел он, я ему не доверяю. Этот микрофон включен?
— Не знаю. А что такое?
— Не хочу, чтобы черномазые нас слышали. У меня есть деловое предложение. Своего рода сделка. С тобой. С Норвегией.
Харри оторвал взгляд от листа. Над головой Хохнера тикали часы. Уже прошло три минуты. И что-то говорило Харри, что в отведенное ему время он не уложится.
— Какая сделка?
Хохнер закатил глаза, потом перегнулся через стол и быстро прошептал:
— За все, что на меня повесили, мне здесь светит вышка. Понимаешь, о чем я?
— Возможно. Продолжай.
— Я могу рассказать тебе кое-что про того мужика в Осло, если ты пообещаешь мне, что ваше правительство попросит здешних черномазых помиловать меня. За то, что я вам помог, понимаешь? Эта ваша премьерша приезжала сюда, они с Манделой встречались. Бонзы из конгресса, которые сейчас тут всем заправляют, они любят Норвегию. Вы их поддерживали, бойкотировали нас, когда об этом просили черномазые коммунисты. Они к вам прислушаются, понимаешь?
— Почему ты не предложишь это местной полиции?
— Черт! — Хохнер стукнул кулаком по столу так сильно, что пепельница подпрыгнула и посыпались окурки. — Ты что, ничего не понимаешь, сука? Они думают, что я убил тех черномазых!
Он вцепился в край стола и пристально посмотрел на Харри. Потом его лицо сморщилось, как проколотый мяч. Он закрыл лицо руками.
— Они спят и видят, как бы меня вздернуть!
Он хрипло всхлипнул. Харри смотрел на него. Кто знает, сколько те двое допрашивали его, прежде чем пришел он. Харри глубоко вдохнул, перегнулся через стол, одной рукой взял микрофон, а другой выдернул провода.
— Идет, Хохнер. У нас остается десять секунд. Кто такой Урия?
Хохнер посмотрел на него сквозь растопыренные пальцы.
— Что?
— Быстро, Хохнер. Сейчас они придут!
