мусора приедут!' Тогда он подбегает к машине и начинает кулаком в стекло бить. Ударил несколько раз - стекло внутрь просело. Я подхожу с канистрами, лью в эту щель бензин и солярку и кидаю факел. Все там вспыхивает, мы садимся в свою машину и уезжаем. Приятель трясет рукой и кричит мне:
'У меня весь кулак в осколках, поехали в больницу!' - 'Да в какую больницу! Поехали сейчас к девкам! А в больницу завтра днем съездишь'. Но самое смешное потом было. Проходит месяца полтора. Мы уже про эту историю думать забыли. И прикинь, трахаю я какую-то телку, и она мне рассказывает. Что у нее азер был, и он при ней звонил кому-то и ругался: 'Вай! Только новую хорошую машину купил
БМВ седьмую, как какие-то подонки ее сожгли!' Очень, в общем, недоволен был! А они, оказывается, ехали на этой БМВ, и она у них сломалась. Ну, они ее поставили в первом попавшемся дворе и уехали.
Чтобы на следующее утро забрать. А ночью мы ехали, случайно увидели
- и сожгли. Мы потом с приятелем так смеялись, когда я ему все это рассказал. А вообще я сейчас вспоминаю ту свою жизнь - чего ни вспомнишь, один криминал! Такие ужасы были - как будто не со мной происходили. Я седеть в девятнадцать лет начал. Смотрю в зеркало - волос седой в брови появился. Я зову Машу: 'Маш! Это у меня волос седой, что ли?' - Она посмотрела и говорит: 'Сколько же видели эти глаза!.. Давай его вырвем!' Прикинь, сижу я на съемной квартире с
Машей и с приятелем одним. А только что Глеба убили, я был в таком состоянии, спать совершенно не мог, на сонниках сидел. Ну вот, ночь, полчетвертого, и вдруг домофон звонит: дзи-и-инь! Я спросонья подхожу: 'Да?' Слышу, знакомый: 'Толь, открой!' Я понимаю, что это за мной приехали. Глеба убрали, теперь моя очередь. Мы же с ним вместе были. Ну, я нажимаю кнопку в домофоне, открываю дверь в подъезд, а сам быстро бужу приятеля и Машу. Маше говорю: 'Срочно одевайся, ложись одетой под одеяло, как будто спишь, и лежи там, что бы ни происходило'. А сам понимаю, если что, ее ведь тоже не пощадят. В живых не оставят. Потом бужу своего приятеля, он на диване спал. А приятель этот, кликуха у него Боксер была - мастер спорта по боксу был - так вот, у него мозгов вообще не было! В голове большой таракан шевелится. Ему что скажешь, то он и будет делать. Направишь на стенку, он стенку головой прошибет. Главное, направить его. А в диване, на котором он спал, у нас целый склад оружия был. Автоматов одних семь штук. Но об этом никто не знал, кроме меня, Боксера и Глеба. Я, значит, бужу Боксера и говорю ему:
'В общем так, вася! Дела у нас плохие. Отсюда мы либо вообще не выйдем, либо только одни, больше никто. Бери автомат и вставай за дверью. Я встану к ней спиной и начну разговаривать. Если услышишь, что разговор на повышенных тонах пошел, распахивай дверь и всех подряд вали без всяких колебаний. А я попытаюсь куда-либо в сторону уклониться. Все, кто там будет - наши враги. Я хочу, чтобы, когда я открою глаза, они все мертвые на полу лежали'. - Тот отвечает:
'Базара нет!'. Берет на изготовку автомат и становится за дверью. И вот, пока те на лифте поднимались, Маша оделась и под одеяло легла,
Боксер с автоматом за дверью встал, а я спиной к этой двери в прихожей. - А Боксер действительно стал бы стрелять? - переспрашиваю я. - Конечно, ни секунды не раздумывая. - Ну, и дальше что? - Итак, я открываю дверь, заходят четверо. Среди них Солдат. Я смотрю, все пьяные. Я думаю: 'Это хорошо! Они даже среагировать и уклониться в случае чего не успеют'. Начинаем разговаривать. Сразу на повышенных тонах. Я чувствую - все! Сейчас Боксер стрелять начнет! Уже даже в сторону от двери слегка отхожу. Но он что-то не стреляет. Но это хорошо оказалось, что он не стал тогда стрелять. У нас накал постепенно спал - в общем, пошли на кухню чай пить. Обошлось, короче. Они когда ушли, я смотрю на прихожую и думаю: 'Сейчас бы здесь четыре кабана лежали. А квартира на меня оформлена, опечатки мои кругом. Все! Конец'. - А ты не боялся, что они тебя сразу же убьют? - Да нет! Они бы так сами засветились. Вывезти должны были куда-нибудь. Сказали бы: 'Собирайся, поехали. С тобой человек один поговорить хочет'. Ну, а какие 'разговоры' в полчетвертого ночи?
Ясно все. - А Солдат об этом знает? Что у тебя Боксер тогда под дверью стоял? - Я ему рассказал потом. Он говорит: 'О-о!.. Это я вас, на хуй, недооценил!' А я еще боялся, что Глеб им что-то перед смертью рассказал, если в лапы к этим извергам попал. Если к Солдату в лапы кто-то попадал - это все! Шансов живым уйти никаких не было.
И чтобы скрыл человек что-то - это совершенно невероятно. Я такого еще не видел. - А ты сам видел, как людей пытали? - Конечно.
Неоднократно. Для меня тогда все эти пытки, расчлененки и смерти настолько обычным делом стали, что я на них вообще не реагировал. У меня даже чувство юмора тогда изменилось. Специфическим каким-то стало. Помню, едем мы с Глебом и телкой его в машине. Он телку свою в ванной трахал под душем, она как-то там неловко поскользнулась и голову себе разбила. Прикинь, раннее утро, народу на улицах еще никого, мы едем в больницу - злые, не выспавшиеся, а на заднем сиденье телка его вся в крови рыдает и никак успокоиться не может.
Истерика у нее. Я и говорю шутя Глебу: 'Слушай, а может, проще просто Солдату позвонить, чем с ней сейчас возиться? На конструктор ее - и в сумки!' А сам потом думаю: 'А ведь самое смешное, что позвонить сейчас Солдату - он и действительно приедет и даже не спросит ничего. Даже вопросов никаких задавать не станет. Приедет просто с сапожным ножом - и на конструктор. А потом скорая помощь - и в лес. Вот и все'. - Так это Солдат, что ли, Глеба убил? -
Конечно. Ну, не он был исполнителем, там другой парень - я потом все выяснил - но он все подготавливал. - Так Глеб им что-либо сказал? -
Нет. Они просто спросить не догадались. Сразу убили. - А труп куда дели? - Расчленили и сожгли. - А ты Солоника знал? - Знал. Да,
Солоник этот совершенно рядовым исполнителем был. Маленький такой, невзрачный… Была у него пара хорошо исполненных дел - вот и все! -
Так он тоже спецназовец бывший был, как Солдат? - Да никакой он не спецназовец! Это его адвокат потом все раздул. Книгу о нем написал и пр. А на самом деле ничего он из себя не представлял. Совершенно был беспонтовый. - Его Солдат убил? - Да. С парнем одним поехали в
Грецию и исполнили. А у нас тогда война с курганскими была. Вот и решили провести акцию устрашения. Потом тело подбросили в определенное место и курганским позвонили: 'Вон там-то и там-то, дескать, ваш Солоник валяется'. А этот разговор мусора подслушали.
Ну, все и завертелось. - А подругу эту его? Манекенщицу? - Так уж получилось. Что она там тоже в тот момент оказалась. Кричать начала.
Куда было деваться? - Слушай, Толь, а почему вы с курганскими воевали? - Да они вообще со всеми воевали! Со всей Москвой.
Курганские - это наши же, ореховские. Просто группа, от нас отколовшаяся. - Как ваши? Так они не из Кургана разве приехали? -
Это наша группа. Просто люди из одного города. А так они сначала у нас были. - А Витю ты такого знаешь? (Я называю фамилию Вити, моего бывшего сокамерника по Матроске.) - Нет. - А Андрея, он над нами сидел, в 2-5-4? У него двадцать четыре с половиной года особого. -
Андрея знаю. Я с ним здесь в одной камере сидел. - Слушай, а вот у
Вити семнадцать с половиной лет особого. Значит, на нем тоже убийства, наверное, есть? Чем он там, скорее всего, занимался-то? А то мы как-то с ним на эту тему не говорили. - Если семнадцать с половиной лет особого - наверняка был исполнителем. - Киллером? -
Да, причем серьезным. При таком сроке - наверняка. (Витя??!!) Р.S.
Кстати, жена Максима Борисовича (так зовут нашего третьего сокамерника - антиквара с шашкой) работает, оказывается, главным экспертом в Российской торгово-промышленной палате по чаю, кофе, какао и шоколаду. Так вот, лучший чай - 'Майский'. Туда в свое время все старые советские специалисты ушли. А лучшее какао - фабрики
'Красный Октябрь'. Все же западные сорта, поступающие к нам сейчас - полное барахло. К тому же, все они, как правило, вовсе не
'западные', а в лучшем случае - румынско-польско-болгарские. Вот так. Хотите верьте - хотите нет! За что купил - за то и продаю.
27 июня, пятница
