ничего не чувствовал. Рядом с ним лежал вертолетчик, как сейчас помню, шов на ноге 67 см., пуля от
'бура' - зашнурованный как футбольный мяч. В углу палаты _на полу_ лежало два урода: один прапор без ступней - поехал продавать солдатские шмотки и подорвался на машине, а другой самострел.
Отношение к ним было соответствующее не только у бойцов, но и у медперсонала.
Мне из батальона передали скверное известие, что моего заменщика из Союза, ввиду моего отсутствия, назначили на другую должность в бригаде.
- Так что Санек, жди нового, а когда он будет…
Бригадная заявка в Армию, Армия в Ташкент, Ташкент в Москву, и пошла писать губерния!
Сидишь на лавочке в госпитальной робе (почему-то всегда с короткими штанами), солнышко пригревает, проходит мимо высокий статный капитан, 'ПШ' с иголочки, отглаженный, на колодке две
Звезды, в лайковых перчатках, провожаешь взглядом, завидуешь.
Потом как током - а перчатки-то зачем? Да у него же рук нет!!! Доходит после. Девчонки гладили, мы мужики так не умеем.
Шаркаем по палатам с Николаичем, своих ищем, вот Волков, голова вся в бинтах:
- Товарищ капитан, товарищ лейтенант! Ничего не вижу, что со мной?
- Ничего, сынок, все нормально: снимут повязки, и новыми глазами свет увидишь.
А у самих комок к горлу. Наших восемь в том бою раненных, все остальные - из колонны.
Почему наших? Там все наши были, чужих не было.
Лежит боец - пулевое в живот, от солнечного до паха шов. Живот раздулся, не может в туалет сходить, все внизу закуксовалось, слезы от боли на глазах. Сестричка молоденькая, только из Союза, тыкает ему какую-то хреновину в зад, попасть с первого раза не может.
Николаич:
- Ну-ка 'снайпер', я вместо тебя попробую, у него-же одна дырка, а не две как у тебя.
Та красная убежала. Пробил. Тут же струя в него, а живот на глазах сдулся. Полегчало. Я Николаича на перевязку, бинты загаженные менять.
Кто во время Афгана не был в военных госпиталях, тот никогда не оценит стоимости крови и человеческих страданий. Цифры потерь убитыми и раненными, о которых я читал в учебниках, приобрели новое значение с того момента, когда я сам попал в госпиталь. В батальоне, при выполнении боевых задач, совсем про это забываешь…
__
В декабре 1982 года нам предложили записаться в военные округа, в которые мы хотели бы замениться после Афгана. Я записался в Одесский, поближе к дому, в Николаевскую ДШБр, а подтверждение пришло на Забайкальский округ в Магочу.
ЗабВО - Забудь Вернуться Обратно. И еще четверым ребятам из бригады подобное подтверждение пришло.
Будучи в бригаде, я с Глебом Юрченко (тогда он был зам.ком. разведроты) написали рапорта на имя командующего Туркестанским округом - генерал-полковнику Максимову, что в связи с невыполнением заявки на замену, мы остаемся в Афгане до ее удовлетворения. Ответ от него не заставил долго ждать:
- Свой интернациональный долг Вы выполнили, а поедете, туда 'куда партия и правительство прикажет'.
Чтобы не обидно было, за время госпитализации отправили мои документы на ротного.
До конца июня я совсем оправился. По выписке мне дали 'десять суток отпуска при части - правда, никто не знал, как в Афгане проводится такой отпуск. Я решил эту проблему сам - в штабе тыла было пару женских модулей. А 'холостяков-штурмовиков' по пальцам посчитать.
Когда летел в Гардез на МИ-6, он вез говяжьи туши в бригаду, прапорщик-вертолетчик пришвартовал их как-то странно, я этому не придал значения, а зря.
Только взлетели, без предварительного зависания, летчики на вертушке начали выделывать фигуры 'высшего пилотажа', то борт вправо кинут, то влево, то вниз - в штопор, то вверх, то пулемет начинал тарахтеть, так летели минут пятьдесят. Туши сорвались и разлетелись по всему салону, я с ними работал как с боксерскими грушами, чтоб не придавили.
Сели, я пошел 'поблагодарить' за полет в кабину, открываю - а там разговаривать не с кем. Мертвое царство, да бидон браги пустой, все спят непробудным сном.
Нас учили - где начинается авиация, там заканчивается порядок.
'Сталинские соколы' мать их так.
Вспомнил как МИГарь меня в мае 'отработал', две бомбы скинул - не попал в дувал где я с группой находился - мазила, а третью ему не дали скинуть, с ЦУПа (центр управления полетами) предупредили, что если третью скинешь, то до базы не долетишь, завалит десантура.
Не рискнул.
10 июля, я стоял на докладе у НШ бригады майора Масливца, мы с ним самыми 'старыми' в части стали, замена шла полным ходом, и в бригаде знакомых остались единицы. Он вызывает 'строевика' и при мне делает запись в личном деле о ранении. Каждый год в церкви я ему свечу ставлю, любил он меня Постоянно, в течение всех двух лет интересовался моими успехами, документы на ротного - это его заслуга. Погиб он вместе с Сашей Гусевым (командир роты первого батальона) на фугасе. Возле Алихейля. Саша у нас в 9 ДШР в 1982 году взводным был. В моей памяти пухленьким весельчаком так и остался.
Прилетел я в батальон, принял роту, за время отсутствия поменялись практически все ребята, остались только Серега Антоненко
(минвзвод), Черневский (2 взвод), да замполит Дим Димыч. Комбат вызвал к себе. Побеседовали с ним о жизни дальнейшей.
- Степаныч (это ко мне), когда твоя замена будет сказать сложно, а молодежь пришла (офицеры) - надо обкатывать, потери пошли по молодости (это не по возрасту, а по пребыванию в Афгане), ты все вокруг знаешь, местность всю на пузе испахал. Надо работать.
Работал: июль, август, сентябрь - уже больше двух лет вышло. В бригаде тоже потери пошли, НШ в августе не стало, Саши Гусева…
Что-то во мне обломалось, не было того запала. Теперь я начал понимать тех ребят, которых меняли мы. Снисходительная улыбка, да сожаление на лице. Возраст один и тот же, а вот глаза… седина на висках… Уже не радовало звание - старлей, полученное в августе, письма от родителей и любимой девушки. Наверное, страшила встреча с новой жизнью, жизнью в Союзе, от которой за два года я совершенно отвык. На ум приходили старцы из 'Белого солнца пустыни', безучастно взирающие на все происходящее. Мы непонятные, неудобные стали.
Сверстники и однокашники не понимали - а им этого и не надо было. Я всю жизнь воспитывался в семье военных - так даже отец меня не мог понять, он войны не видел, а когда начнешь вспоминать, перед тобой стена непонимания.
Дмитрий:
- Вон дувал - метрах в пятидесяти от дороги. Он явно пустой, но проверьте. И останетесь там секретом.