- Что ты? У тя измена пошла, Расслабься.
- Следят говорю.
- Не ври.
Я беру его за рукав.
- Ну-ка, взгляни.
Он пристально смотрит в сторону другой улицы. Потом говорит:
- Глянь-ка, вон этот хромой, ишь пес, как вымок… Да-а… Дела
…
Чего делать-то, Хасан?
Дом оцеплен чекистами. Нам не уйти. Нас схватят как рябчиков.
- Фориз, ТТ готов?
- ТТ? Двенадцать патронов.
- Ну, братан, идем.
Мы идем плечо о плечо. Я знаю: Фориз решился. Я решился давно.
В парке соскакиваем в кусты. Мокро. Брызжут деревья. Дождь размыл все дорожки. Мы бежим по лужам бегом.
Его черное пальто мелькнуло в зеленых кустах и скрылось. Под вечер я уже в Самарканде. Я в отель не вернусь. Покушение прошло без меня. А что с Сашей? С Гуломом? С Хосиййат? Они сами справятся? Им нужен контроль.
У меня нет ночлега, и я долгую ночь брожу по Самарканду. Гуляя по сонной улице рядом с померкшими домами. Тает лениво время.
До рассвета еще далеко. Я устал и продрог, и у меня болят ноги. Но в сердце надежда: упование мое со мною.
17 февраля.
Сегодня в газетах напечатано:
'Вчера состоялось покушение на Президента Узбекистана, Ислам
Каримова, а также на других членов правительства. Во время заседания в доме правительства произошел взрыв, есть жертвы, пострадали здания, находящиеся вблизи. Президент, и члены правительства живы.
Возбуждено уголовное дело против организаторов данного теракта.
Автомобиль марки Газ-24 подъехав к зданию правительства, был начинен бомбой, который сработал дистанционным управлением.
Водитель и его сподвижники скрылись с места происшествия.
Благодаря своевременно принятым мерам органами, преступной банде не удалось привести свой злодейский умысел до конца. К розыску бандитов приняты меры'.
Мне смешно: 'приняты меры'. Разве мы не приняли своих? Победа еще не за нами, но в этом ли поражение? Президент, конечно, жив, но ведь и мы живы. Фориз, Хосиййат и Гулом уже уехали из Ташкента, мы встретились с ними на киргизской границе. Саша и я едем обратно в
Ташкент.
Наше слово - закон, и нам - отмщение.
Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен. Кто поднял меч, тот от меча и погибнет. Так написано в книге жизни. Мы раскроем ее и снимем печати:
Президент будет убит.
18 февраля.
Хосиййат говорит мне:
- Ты меня не любишь совсем… Ты забыл меня… Я чужая тебе.
Я говорю неохотно:
- Да, ты мне чужая.
- Хасан…
- Что, Хоська?
- Не говори же так, Хасан.
Она не плачет. Она сегодня спокойна. Я говорю:
- О чем ты думаешь, Хося? Разве время теперь? Смотри: неудача за неудачей. И за это ответит народ Узбекистана.
Она шепотом повторяет:
- Да, неудача за неудачей.
- А ты хочешь любви? Во мне теперь нет любви.
- Ты любишь другую?
- Может быть.
- Нет, скажи.
Я сказал давно: да, я люблю другую.
Она тянется всем телом ко мне.
Вот что было вчера. Я взял у Хосиййат тротил. Я простился с ней на границе. Кучкар занял позицию у кинотеатра, Саша контролировал ситуацию у нац.банка. Камал прослеживал дальние переулки. Скоро мимо кинотеатра должен проехать кортеж Президента.
Они выступали в роли 'халтурщиков', сидя в газонах. Я зашел в , спросил чашку кофе и сел у окна.
Было душно. В баре играл пианист. Где-то в углу бара клиенты смеялись. На улице были слышны сигналы автомобилей.
Помню: внезапно в звонкий шум улицы ворвался тяжелый, неожиданно странный и полный звук. Будто кто-то грозно ударил чугунным молотом по чугунной плите. И сейчас же жалобно задребезжали разбитые стекла.
Потом все умолкло. На улице люди шумной толпой бежали вниз, на улицу Ахунбабаева.
Какой-то рваный мальчишка что-то громко кричал. Какая-то девушка с длинной косой грозила кулаком и ругалась. Из ворот выбегали полицейские, испуганно озираясь по сторонам. Город был объят пламенем.
Мчались люди Ташкента. Испуганные горожане паниковали. Где-то кто-то сказал: Президент убит. Неизвестные жертвы пали под обломками.
Я с трудом пробился через толпу. У кинотеатра густым роем толпились люди.
Еще пахло густым дымом. На камнях валялись осколки стекол, чернели раздробленные колеса. Я понял, что разбиты много автомобилей. Передо мной, загораживая дорогу, стоял высокий парень в светлом костюме. Он махал руками и что-то быстро и горячо говорил.
Я хотел оттолкнуть его, увидеть близко то, что осталось от кинотеатра, но вдруг, где-то справа, в другом переулке отрывисто-сухо затрещали выстрелы. Я кинулся на их зов. Я знал: это стреляет Саша.
Толпа сжала меня, сдавила в мягких объятьях. Выстрелы затрещали снова, уже дальше, отрывистее и
