объяснить… А ты имеешь право… если хочешь, даже обязан… презирать меня, проклинать, но… тут дела ещё серьёзнее, чем ты предполагаешь…
— Прости меня, Гордеюшка, — остановил его Иван Варфоломеевич. — Ни проклинать, ни презирать тебя я не собираюсь. Знаю: ты действовал из лучших побуждений. Но какое нагромождение нелепостей! Извини, глупостей, граничащих… Как ты посмел скрыть от меня Лапу?! Это ведь не твоё и даже не мое личное дело!
— Но ты — мое личное дело!
— Неправда!
— Разберемся… когда-нибудь… — почти неслышно сказал Гордей Васильевич, — Я хотел уберечь тебя… Я и до сих пор верю своему сердцу… Сейчас разыщем Лапу и…
— И ответь мне! — приказал Иван Варфоломеевич. — Ответь мне честно! Мой Серёженька имеет отношение к твоим действиям?
— Да. И больше меня об этом не спрашивай.
— Спа… си… бо. Но если ты болеешь за меня, то почему наносишь мне самый… убийственный удар?
— Ты мне отвечаешь тем же… — Гордей Васильевич был не в силах продолжать, Иван же Варфоломеевич деловито спросил:
— А зачем тебе Дорогуша?
Не поднимая головы, но заставив себя поднять бессильно опавшие руки и положить их на колени, Гордей Васильевич глухо объяснил:
— Он быстро найдет Лапу. И практически всё ещё можно исправить.
Вернулся Роман и обеспокоенно сообщил:
— Одна девочка видела, как Лапа и девочка, которая недавно сюда приходила, сели в такси на ближайшей стоянке. Что бы это могло означать? Как можно объяснить поведение моего отца?
— Это уже не твой отец, — жёстко ответил Иван Варфоломеевич, — вполне возможно, что он действует уже как десятилетний мальчишка.
— Рома, — позвал Гордей Васильевич по-прежнему глухим, заметно прерывистым голосом, — у Дорогуши великолепная зрительная память. И есть в нём великолепное устройство, которое помогает ему довольно быстро находить предметы и людей. Прошу тебя, нарисуй на своем лице синяки.
— Это значительно проще, чем выдавать себя за своего отца, — насмешливо сказал Роман и вышел.
Шофер привёл Дорогушу. Гордей Васильевич нажал в нём несколько кнопок, что-то подкрутил, а когда вернулся Роман, приказал, четко произнося каждое слово:
— Запомни это лицо. Найди мальчика с таким лицом.
— Вас понял, — ответил Дорогуша. — Приступаю к поискам.
— Поедешь в машине. Будешь указывать шоферу направление.
— Вас понял.
Когда шофер ушёл с ним, Роман спросил:
— И вы надеетесь, что робот…
— Уверен, — твёрдо ответил Гордей Васильевич. — Это у него здорово получается.
— Всегда ты был чудаком, Гордеюшка, — невесело, но уже мягко проговорил Иван Варфоломеевич. — Роман, неси шахматы. Хоть немного отвлечемся. А ты, Гордеюшка, прости меня за несдержанность.
— Что ты, Иванушка… Я перед тобой виноват…
Сейчас я попытаюсь, уважаемые читатели, объяснить вам поведение Гордея Васильевича, в котором кое-кому из вас может показаться многое непонятным. Но это лишь на первый взгляд. Помнится, я уже сообщал, и не однажды, что Гордей Васильевич почему-то сразу был абсолютно убежден, что Сергей Иванович — никакой не сын его старого друга, а самый, так сказать, обыкновенный агент иностранной разведки. Его к нам забросили с целью немедленно выкрасть секрет изобретения Ивана Варфоломеевича. А тут ещё неожиданно обнаружилось, что границы применения эликсира
И тут вдруг ученого словно озарило: он понял, что не такой уж простак Иван Варфоломеевич, и тем более у него хватит мужества достойно встретить удар судьбы.
А Дорогуша сейчас ехал в машине на поиски Лапы. В металлической голове робота попискивало, жужжало, гудело.
Он изредка обращался к шоферу:
— Попрошу налево… попрошу прямо… Попрошу ещё раз налево…
Трудность поиска заключалась в том, что Дорогуша, вернее, его великолепный электронный мозг, замечательные электронные глаза должны были обнаружить, причем на расстоянии до пяти километров, лицо Лапы, чего пока не удавалось. Пока оно улавливалось либо в профиль, либо чаще Лапа оказывался к Дорогуше затылком.
Но вот в металлической голове робота запопискивало, зажужжало, загудело значительно громче. Чаще звучал и его голос:
— Попрошу быстрее… попрошу направо… ещё раз попрошу направо… быстрее…
Дело в том, что Лапа с коварной девочкой Верочкой катались в такси. А случилось всё это так.
Эликсир
И когда они с коварной девочкой Верочкой вышли из дому, Лапа мысленно отмахнулся от строгих предупреждений старика вести себя разумно, спросил:
— Чем могу служить?
— Верным рыцарем! — с обворожительной улыбкой ответила она. — Способны вы на это?
— Надеюсь. Вернее, льщу себя надеждой. Будьте настолько любезны сообщить мне, а что, собственно, для этого требуется?
— Во-первых, некоторое наличие валюты и, во-вторых, желание интересно и весело провести время, стараясь доставить мне как можно больше удовольствия! — Она действовала нагло, и Лапа решил отомстить ей за все её предыдущие коварства по отношению ко всем её жертвам.
Илларион Венедиктович умолял его прекратить глупости, вернуться домой, ведь там их ждут, а его жизнь в опасности, но Лапа развязно спросил свою спутницу:
— С чего начнем, дорогая? Попробую оправдать ваши представления о рыцарстве!
— Вы очаровательны! — восхитилась и даже немного похихикала от восторга коварная девочка Верочка. — Если не возражаете, начнем с кафе, где масса вкуснейших вещей и светомузыка. Достаточно ли у вас валюты?
— Какие пустяки! Жаль, что нас не пустят в ресторан, а кафе, простите, для младенцев.
— Жаль, что лицо у вас в синяках, — нежно проворковала коварная девочка Верочка, беря Лапу под руку, — но, с другой стороны, это придаёт вам своеобразную загадочность! Знаете, мой прежний поклонник…
— Робик? — Лапа с трудом удержался, чтобы не вырвать свою руку. — Он же Робка-Пробка, он же Робертина, а теперь Дыня? И по вашим понятиям, он является рыцарем?
Она решила пока не замечать его поразительной осведомленности, хотя внутренне вся насторожилась, ответила презрительно: