В невероятном хаосе, постигшем сознание людей Земли, вдруг возникли люди, сумевшие понять…
Эти люди не на словах, не с помощью религиозных трактатов, изменили своё отношение к земным творениям.
Они стали менять свой образ жизни. Ещё сами до конца не осознавая масштабы своего творения, они называли свои действия просто «строительством родового поместья».
Они ещё не знали, что, прикасаясь к земле с новым осознанием, начинают оживлять Вселенские планеты. Что для них не будет существовать смерти. А рождённых ими детей потомки назовут богами.
Они просто строили свои родовые поместья на планете Земля. С замиранием и трепетом Разум Вселенский следил за их действиями.
И настал период, когда все люди Земли стали жить в своих прекрасных поместьях. И настал день, когда… Смотрите, я покажу вам голограмму, в ней — двое людей.
В пространстве перед аудиторией возник земной пейзаж. По тропе, ведущей к лесу, от своего поместья шли, взявшись за руки, двое пожилых людей, мужчина и женщина. Им было явно более ста лет.
Вечерело, едва заметные ещё на небе появлялись звёзды.
Люди подошли к кедру, и пожилая женщина прислонилась к нему спиной.
— Я бабушкой стала уж и прабабушкой, а ты всё уговариваешь меня, как в молодости, под звёздным небом гулять, — ласково обратилась к своему спутнику женщина.
— А разве, ты сама этого не хочешь?
— Конечно же, хочу, любимый.
Он взял её за плечи, порывисто обнял и поцеловал в губы.
Потом он, сдвинув бретельку платья, оголил её плечо. В лунном свете на левом плече женщины хорошо были видны три родинки, расположенные в ряд. Мужчина поцеловал каждую из них.
— Всё такой же, как прежде, ты, любимый мой, не хочу расставаться с тобой.
— А мы и не расстанемся. Умрём и возродимся вновь.
— Нельзя нам возрождаться, — грустно произнесла она. — Ты посмотри, свободной на Земле земли всё меньше остаётся, кругом сады, поместья.
И нашим внукам может места не хватить. Наверное, чего-то не учёл Создатель, нашу Землю сотворяя.
— Я так не думаю. Какой-то выход есть, но мы его пока не знаем. Но уверен я, не может наша любовь прерваться. Умрём с тобой, чтоб воплотиться вновь.
— Но где?
— Смотри, любимая, — на той звезде. Пусть наша мысль жизнь, земной подобную, на планете новой сотворит. Ты посуди сама, к чему Ему так много сотворять планет задумалось?
Всё это — неспроста. Материальна наша мысль, она для нас жизнь на безжизненной планете сотворит. Мы будем претворяться вновь и вновь. Наша любовь…
— Спасибо за мечту прекрасную, любимый мой. С тобой… Я помогу тебе родить жизнь на планете новой.
— Как назовём, любимая, планету нашей новой жизни?
— Ялмеза — пусть зовётся так она.
— Ялмеза, жди нас, а пока садами расцветай, покройся травами, как я хочу, — уверенно и пылко произнёс мужчина.
— И я, — отвечала она.
Голограмма исчезла. Владислав поклонился аудитории и отошёл в сторону, уступая место своему другу и оппоненту Радомиру.
Радомир встал на место Владислава, окинул взглядом аудиторию и заговорил:
— Я должен оппонировать своему другу. И сразу скажу: в его версии есть очень много недоказуемого и даже противоречивого.
Я, как и мои друзья, не могу поверить в существование абсолютно абсурдного периода жизни людей.
Показанная им голограмма, как мы все понимаем, это воля его мысли, его воображения и требует подтверждения.
Хотя, эта голограмма произвела на меня какое-то странное ощущение. Мне показалось, что она взята моим другой из уже известных историй, просто я не могу вспомнить, из какого она источника.
По амфитеатру пронёсся ропот, и послышались возгласы:
— Неужели плагиат?! Неслыханно! Но, возможно, докладчик не знал…
— Плагиат. Ощущение уже виденного действительно возникает.
Владислав стоял в стороне, опустив голову. Он вздрогнул, когда услышал детский крик из дальних рядов сидящих людей. «А-а-а… а-а-а-а», — кричала его неугомонная сестра Екатеринка.
«Хорошо, что хоть просто кричит, а не комментирует происходящее», — подумал Владислав. Но он ошибся. Дождавшись, когда наступила тишина, Екатерина громко заявила:
— И даже не думайте спорить с моим братиком. Потому что, он — очень умный и чувствительный.
— Да, весомый аргумент, — раздались смешки.
— Правильно, очень весомый, — продолжала маленькая Екатеринка. — И ты, Радомирчик, больше не заглядывайся на Людмилу. Не заглядывайся, и всё тут.
— Катя, замолчи! — крикнул Владислав.
— Не замолчу. Людмилка тебя любит, и ты её любишь, я это точно знаю.
— Катя! — ещё раз крикнул Владислав и направился к сестре.
— Людмилка, ты что ж сидишь? — воскликнула Катя. — Останови его. Договорить мне не даст. Утащит сейчас. Насильно.
С дальнего ряда встала русоволосая девушка, пошла навстречу Владиславу и преградила ему путь. На щеках Людмилы пылал румянец. Опустив голову, она прошептала:
— Твоя сестра — права, Владислав.
Её шепот услышал притихший зал. Головы присутствующих повернулись к маленькой Екатеринке, люди улыбались ей и аплодировали.
И вдохновлённая поддержкой зала девочка, побежала к стоящему перед аудиторией Радомиру, встала с ним рядом и подняла вверх ручонки, жестом успокаивая зал.
Когда все утихли, она вновь заговорила, обращаясь к Радомиру:
— А ты, Радомирчик, чуть было изменником не стал. Братика моего не критикуй. Он всё правильно показал. Он — твой друг. Ты — его друг. И не критикуй.
Радомир снисходительно сверху вниз посмотрел на маленькую девочку и, также снисходительно обращаясь к ней и сидящим в амфитеатре людям, сказал:
— Я не критикую. Просто констатирую факт. Показанной голограмме не хватает доказательств. Их просто нет ни одного.
— Есть одно. Или даже два, — твердо заявила Катеринка.
— И где же оно, или они, если их два?
— Одно — это я. Второе — это ты, Радомирчик, — уверенно произнесла девочка.
При этих словах, она расстегнула две пуговочки своего платья и оголила плечико. На левом плечике маленькой Екатеринки Радомир увидел три родинки, точно такие же, как у пожилой земной женщины, показанной в голограмме.
Радомир всматривался в родинки на плечике маленькой девочки, и кровь всё сильней пульсировала в его жилах. Он усиленно вспоминал. Перед ним возникла видимая только ему одному голограмма.
Земной пейзаж. Он целует три родинки на плече своей любимой. Потом, она обнимает его. Взъерошивает со смехом волосы на его голове и как всегда со смехом целует кончик его носа.
Голограмма исчезла.
Радомир ещё некоторое время смотрел на Екатеринку, стоящую перед ним с оголённым по прежнему плечиком.
Потом, он быстро наклонился, взял на руки девочку и прижал к себе. Она обняла его, со смехом растрепала волосы на его голове и быстро поцеловала в кончик носа.
Он держал маленькую Екатеринку на руках, а она шептала ему в ухо:
— Поспешил ты родиться, Радомирчик, или я запоздала родиться. Теперь жди, когда я подрасту. Четырнадцать лет жди. А с другими не будешь ты счастлив: я — твоя половинка.
— Я дождусь, когда ты подрастёшь, любимая, — ответил тихо юноша.
Уставшая от волнений и успокоившаяся Екатеринка положила головку на плечо Радомира и сладко уснула, а он молча стоял перед притихшей аудиторией, и бережно держал на руках будущую свою жену.
Мысленно он писал в пространстве буквы. Собравшиеся прочитали текст созданной им голограммы: «Доказательство есть. Они в каждом из нас! Бесконечна и вечна любовь во Вселенной».
Потом, Радомир медленно и осторожно, чтобы не разбудить спящую на его плече девочку, направился к выходу.
Он забыл отключить от пространства свою мысль, и голограмма продолжала заполняться буквами. Собравшиеся понимали, что уже не им адресованы слова эти, но невольно читали их:
«Ты босыми ножками по звёздам побежала. Для себя не искала любви. Во Вселенских просторах ты одна сохраняла то, что вместе хранить мы должны».
Слова, предназначенные маленькой девочке планеты Ялмеза и земной женщине — богине, подарившей жизнь их планете.
Маленькая богиня сладко спала на плече Радомира, и, может быть, во сне, тоже слышала слова своего любимого.
— Здорово, Анастасия! Значит, когда люди, следуя Божественной программе, обустроят всю Землю, у них появится возможность расселяться на другие планеты?
— Конечно. Иначе, само существование планет вселенских — бессмысленно. А у Него — всему придан великий смысл. Любовь двоих, мечта, в любви рождённая, способна жизнь вдохнуть любой планете.
— И ещё, как я понял, люди, которые сейчас поместья строят, не будут умирать. А лишь тела менять и тут же в жизни воплощаться.
— Конечно, их деяния на земле — нужнее всех. Они — богоугодны.
И даже люди, те, кто не успел ещё к земле рукой коснуться, но мысленно стал строить будущий свой райский уголок живой, во много крат нужней Божественной программе, чем сотни мудрецов за каменными стенами, отгородившихся от творений Бога, о Боге говорят и о духовности.
Кощунственны их речи и печальны, им смерть без воплощенья предстоит. Страшна их участь, но она — не кара Божья, а выбор собственной судьбы!
Сверкнул Он во Вселенной мыслью новой — она энергия великая, но и судья.
В трактатах и легендах о суде Божьем много говорили. Пришёл он тихий и незримый Божий суд.
Живущих ныне на планете всех коснётся он людей. И каждый сам себе судьёю будет.
Кто выбирает жизнь и жизнь творит живую, — будет вечным и уподобится Творцу великому Вселенной.
Кто в представлении своём смерть моделирует — на смерть и обречён своею мыслью.
Эти слова её, произнесённые на берегу реки тоном спокойным и уверенным, как будто бы пространство подхватило, как эхо по земле.
За десять лет не только я познал, как моделировать своими мыслями, словами способна будущее Анастасия.
