– Разрешите идти, ваше превосходительство?
– Разрешаю.
Капитан развернулся на каблуках и вышел чуть ли не строевым шагом. Я понял этот спектакль так: капитан экзоразведки не подчиняется адмиралу флота. От этих игрищ становилось тускло на душе. К тому же меня зачем-то хотели выдать за курсанта военного училища.
– Курсант Перевал, расскажите, что вы видели в подземельях короля Белэйна, – официальным тоном приказал Сергей Дарович.
Я начал рассказывать. Справился я неплохо. Если в начале рассказа адмирал поглядывал на меня с усмешкой, то к концу его ирония улетучилась.
– Великолепно, курсант Перевал. Поздравляю.
Я хотел рассказать о замке Грааля, но Визионер остановил меня:
– Довольно, Андрей. Итак, ваше слово, Пелеас?
Адмирал поёрзал в кресле:
– Скажите, Рыбаков… только честно. Почему вы обратились ко мне? Ведь экзоразведка подчиняется напрямую императору. Только не говорите, что хотели разделить лавры. Не поверю.
– Видите ли, господин адмирал, – мягко ответил Визионер, – было бы глупо и неправильно считать вас идиотом. Что произошло с протеем, император представляет лишь в общих чертах. Он уверен, что протей болен. Что это диверсия лионесцев. Если я предложу иную версию, а она не подтвердится… Вы ведь можете сделать так, чтобы она не подтвердилась, правда?
– Иными словами, – скривил губы Пелеас, – вы хотите сказать, что я способен на испытаниях подменить больного протея здоровым и убить вашего срединника.
Визионер развёл руками:
– Посмотрим правде в глаза: различить неприрученных протеев невозможно. Корабли- протеи морфа «мантикора» для пилотирования не предназначены – это автономные террор- машины. Они созданы для того, чтобы разрушать и убивать. Не будем говорить о злом умысле. Достаточно случайности. Кто-то из ваших подчинённых ошибётся, и на полигон привезут другую мантикору. Андрей попытается вступить с ней в контакт, и дело закончится кровью. Это слишком неравноценный размен. Андрей – потенциально лучший срединник Империи. Пользуясь шахматными аналогиями, его можно назвать слоном. Менять слона на пешку, то есть инженера обслуги кораблей-протеев, – глупо.
Аватара мигнула: видимо, засбоила эфиросеть. Я стоял ни жив ни мёртв. Собеседники рассуждали о моей жизни так, словно меня рядом не было.
– Сергей Дарович, вы слышали легенду о царе Соломоне? – устало спросил Пелеас. – Женщины искали праведного суда. Их было две, а ребёнок – один, и каждая объявляла себя его матерью. Соломон рассудил просто. Он приказал разрубить мальчишку пополам. Не стану скрывать: я поступлю так, как вы только что сказали. И вы знаете почему.
Они смотрели друг на друга, не мигая. Я был уверен, что проиграет Визионер: аватара способна играть в гляделки, пока не иссякнет энергия. Плохо же я знал Визионера.
– У этой легенды есть продолжение, – сказал он. – Одна из матерей отказалась от ребёнка, чтобы спасти ему жизнь. Она-то и была настоящей. Вас когда-то звали Корабелом, господин адмирал, или я ошибаюсь?
Адмирал смутился и отвел взгляд. Визионер продолжал:
– Корабли-протеи – это ваша жизнь, Пелеас. Вы их открыли. Они проложили вам дорогу ко двору. Человека вы предать можете, но протея – нет. Прошу вас, позвольте нам спасти мантикору! Мы ведь можем заключить соглашение, которое окажется выгодным для нас обоих.
– Какое же?
– Помните приказ от стандарт-февраля этого года? Император распорядился передать в распоряжение экзоразведки протея клана «единорог». Приказ до сих пор не выполнен. Вы оттягиваете его исполнение с упорством, достойным лучшего применения. Я предлагаю сделку. Отдайте экзоразведчикам больную мантикору, а я улажу этот вопрос с императором. Соглашайтесь, Корабел! Зверь страдает, и для флота он бесполезен.
Адмирал беззвучно побарабанил пальцами по столу. Синхронизация образа сбоила, и пальцы проваливались сквозь поверхность.
– Мантикора больна, – проговорил он задумчиво. – Лежит без движения, на раздражители не реагирует. Проваливает все тесты… – Он посмотрел на собеседника: – А если я скажу, что протей выздоровел? Что вчера наступил кризис?
На лице Визионера не дрогнул ни единый мускул.
– Это правда?
– Да.
– Вы сами понимаете, с чем это связано. Сознания протеев обитают в Лоноте в виде мифических тварей. Вы сами разработали механизм перевода чудовищ с мифизического плана в нашу реальность. Наш курсант освободил мантикору из клетки. Естественно, протей ожил. Но это ничего не значит: одна ловушка сменилась другой. Дело в том, – он выдержал паузу, – что Андрей дал мантикоре имя. Андрей, расскажи, пожалуйста, что случилось дальше.
Глава 7. Гавань
Раньше моя жизнь была проста и предсказуема. Остров, интернат; в будущем – Белый Оракул, административный индекс и работа. До самой смерти.
А ещё была Земля – где-то далеко и не здесь. Всё, что я знал о Первом Небе, я почерпнул из фильмов и эфиросеть-сообщений. Как оказалось, большей частью это вранье. Ребят жалко: Вальку, Гарета, Иришку… не ту, которая в Лоноте, а интернатскую. Они ведь до сих пор живут, ничего не зная. Думают, что меня отправили в Лачуги. Николай Джонович говорит, что маме сообщили правду, но тоже не всю. Потому что всю никому нельзя.
А Николай Джонович молодец. Если бы не он, я бы, наверное, загордился. Сами посудите: в пятнадцать лет попасть в школу экзоразведчиков! На Землю! У меня способности срединника, а ещё я установил контакт с кораблём-протеем морфа «мантикора». Вернее, установлю. Эх, мне бы на секундочку встретиться с нашими, интернатскими. Посмотрели бы на меня. Особенно Валька.
Правда, быть экзоразведчиком тоже не сахар. Я отсидел за сломанный комбинезон, а потом ещё и досконально вызубрил его схемы. Теперь могу собрать-разобрать с закрытыми глазами. Сергей Дарович приказал доставить меня на Землю, и до прибытия линкора Николай «делал из меня человека». Мне вживили имплантат и научили пользоваться эфиросферой. На Казе она слабенькая, а линк в сферу метрополии нестабилен, но я всё равно узнал много нового.
Прилетели мы, можно сказать, тайно. Самой Земли я так толком и не увидел. Линкор пришвартовался к орбитальной крепости; оттуда мы добирались катером. Корпус, в котором жили воспитанники школы экзоразведчиков, пустовал. На время каникул будущие экзоразведчики перебазировались в Новую Зеландию.
Когда меня заселяли, я ужасно хотел спать. Поэтому сразу нырнул под одеяло и выключился. Никакие красоты Земли меня не интересовали. А вот выспавшись, понял, что мне совершенно нечем заняться. Бродить по пустым коридорам было скучно, а из здания меня не выпускали. Я попробовал разбирать мем-карточки, которые мне выдал для ознакомления Николай Джонович. Но в основном это оказались инструкции и мои личные документы. Ничего интересного.
Терминал на все мои запросы лишь ругался: у меня не было доступа в эфиросеть школы. Оставалось одно: напиться чаю и уныло смотреть в окно. Чай я, кстати, нашёл в шкафчике
