Аргамаков хотел что-то сказать, но слова показались ему выспренними, и вместо них он просто положил доктору руку на плечо. В этом прикосновении была безмолвная благодарность и признание общности их судьбы на все отведенное им время.
Доктор хотел сказать что-то еще, но в этот миг грохнул выстрел, и Аргамаков немедленно вскочил на ноги.
Повсюду зашевелились люди. Приподнимались, хватали оружие, пытались определить характер опасности. Рядом с Аргамаковым невесть откуда вырос Збруев, подтянутый, словно и не ложился, готовый на все.
– Так, Фомич, срочно выясни, в чем дело!
– Слушаюсь, господин полковник! – коротко отозвался прапорщик и мгновенно исчез в темноте.
– Господин полковник, тревога? – подскочил встревоженный Имшенецкий.
– Подождем. – Повторных выстрелов не было, и Аргамаков смог даже усмехнуться. – И как вы меня только находите? В такой тьме…
– Вы же командир, – пояснил Имшенецкий.
– А раз командир, то застегните верхнюю пуговицу, капитан, – не то приказал, не то посоветовал полковник и достал папиросу.
Имшенецкий торопливо провел рукой по воротнику гимнастерки, приводя себя в уставной вид.
Невозмутимость Аргамакова подействовала на него, и штабс-капитан подтянулся, стараясь показать, что он тоже спокоен, собран и деловит.
Аргамаков еще не успел выкурить папиросу до конца, как вернулся прапорщик.
– Случайный выстрел, господин полковник! Часовому померещилось, что кто-то идет, вот он и приложился из винтовки.
– Бывает. Люди встревожены, место здесь действительно нехорошее. Ничего, лучше перестараться, чем пропустить реальную опасность, – несмотря на внешнюю невозмутимость, Аргамаков сам боялся нападения и прокомментировал случившееся не столько для окружающих, сколько для себя. – Ладно, господа. Всем спать. Завтра будет трудный день.
Легких дней давно не бывало…
В дальнейший путь отряд смог выступить лишь после обеда. Пока в одной братской могиле похоронили жителей и отдельно – двоих погибших разведчиков, время приблизилось к полудню. Курковский не находил себе места, считал себя виноватым в гибели своих солдат, и Ган дружески утешал его, говорил, что войны без потерь не бывает и поручик вполне мог быть в их числе.
– Есть такая штука – судьба. К одним она милостива, к другим – не очень. И здесь ничего не поделаешь. Если бы вы задержались, то полегли бы все. А кого достали пули – это лотерея. Сделать вы все равно ничего не могли, поэтому лучше не переживайте понапрасну. Лучше подумайте, как отомстить вашему знакомому матросу, прервать его подвиги.
Сухо треснул залп. Возить с собой пленных никто не собирался, оставлять их в живых – тем более.
Как, впрочем, и хоронить.
Теперь отряд перемещался значительно быстрее. Пусть это звучит цинично, однако трагедия принесла определенную пользу. В своем торопливом бегстве бандиты побросали массу повозок и лошадей, и Аргамаков смог посадить всю пехоту на подводы.
Изменилось и направление движения. На кратком военном совете было единогласно решено, что банду матроса следует уничтожить во что бы то ни стало. Поэтому путь лег параллельно железной дороге.
Часа через три достигли следующей станции. Здесь картина была еще хуже. Бандиты не довольствовались грабежом и убийством. В непонятном остервенении они сожгли все дома, и лишь водокачка одиноко возвышалась над пепелищем.
И опять ни кошек, ни собак. Одни стаи отяжелевших воронов, рассматривающих станцию как свою законную добычу.
– Судя по трупам, здесь наш матрос отметился раньше, чем в городе, – видавшего виды доктора мутило, но он все же счел необходимым поделиться с Аргамаковым своими наблюдениями.
– Вы хотите сказать, что банда прошла в Кутехино этим путем?
– Очевидно. Хотя вполне может быть, что в первый раз город остался нетронутым. Взяли определенную дань и убрались восвояси на какое-то время. Пленные же говорили, что матрос выбирает себе постоянную вотчину. Кутехино ему по неизвестным причинам не подошло, вот он, так сказать, и позабавился.
Щека Аргамакова нервно дернулась, хотя полковник и старался держать себя в руках. Он был солдатом и никаких жестокостей над мирными жителями не признавал и не принимал.
– Боюсь, мы и дальше будем встречаться со следами подобных забав, – процедил полковник сквозь зубы. – Придется максимально ускорить марш, чтобы побыстрее догнать этого представителя флота.
Подобно большинству армейцев, моряков Аргамаков не жаловал.
– Надо похоронить убиенных. Будет не по-христиански оставить их на потеху воронам. Так мы сами в чем-то уподобимся нашим противникам. – Отец Иоанн как раз подошел к штабным и по-своему истолковал конец разговора.
Аргамаков на минуту задумался. Ему не хотелось превращать отряд в похоронную команду, но в словах священника была определенная правота.
– Так. Хорошо. Даю на все час. Потом выступаем дальше, – решительно произнес полковник. – Промешкаем, так всегда будем приходить к пепелищам.
Ближе к вечеру Аргамаков повернул отряд к деревне, лежащей в стороне от железнодорожных путей. Он опасался, что банда успела побывать и здесь, но, видно, матрос пока довольствовался тем, что попадалось ему прямо по дороге.
Деревня оказалась целой. Лишь помещичий дом был разгромлен, да и то, судя по всему, самими крестьянами. Об этом говорили попадающиеся в избах зеркала, вычурная мебель, ковры и другие несвойственные простым землепашцам предметы обихода.
При виде втягивающейся в село воинской части жители явно перепугались, решили, что придется держать ответ за содеянное, однако Аргамакову было не до подобных нарушений умершего закона.
Грабежи поместий стали повсеместным явлением. Остановить их было невозможно, возвращать награбленное, когда утром выступать в дальнейший поход, – бессмысленно.
Да и помещики давно сбежали, мыкались теперь неизвестно где. Тем самым они избавили Аргамакова от ненужных хлопот.
Аргамаков сделал вид, что ничего не заметил, и даже не стал расспрашивать, кто похозяйничал в поместье. Однако крестьян собрал и в короткой речи заявил им, что порядок постепенно будет восстановлен и его отряд – один из многих, которые сейчас занимаются данным делом.
Эта часть речи уместилась в десяток предложений. Следующая была несколько длиннее. Аргамаков честно предупредил местных жителей о разгуливающей в окрестностях большой хорошо вооруженной банде и рассказал о судьбе уездного города и окрестных станций.
О станции здесь уже знали, весть же о погибшем городе вызвала тягостное впечатление. Крестьяне не были ангелами, сами были не прочь пограбить богатеньких, в число которых относили большинство городских жителей, наверное, под горячую руку вполне могли кого-нибудь прибить, но вырезать всех подчистую… Подобное зверство не укладывалось в их головах.
Пока не укладывалось.
В завершение Аргамаков, как всегда, предложил добровольцам записаться в его отряд. И, как всегда, таковых не нашлось. Сбежавшие в родную деревню дезертиры отнюдь не собирались ее покидать. Собственная земля, родная жена под боком, что еще нужно человеку в его простой жизни?
Настаивать полковник не стал. Он не видел смысла в насильно мобилизованных, так и норовящих удрать под шумок. Да и властью себя не ощущал. Лишь ее представителем.
Утром опять пришлось немного задержаться. Пушечный паккард никак не желал заводиться, и пришлось ждать, пока механики разберутся, в чем дело.
Техника с трудом переносила тяготы дороги. Аргамаков пару раз всерьез подумывал, не бросить ли ее вообще. Только как на это решиться, когда броневики полезны в бою?
Приходилось мириться с поломками, а временами вообще тащить машины лошадьми до места запланированного привала.
