Мультилюди

– Завтра в это же время на этом же месте… До свидания.

И вьетнамец ушел в сумрак лестницы, скрытой под деревьями. Олег постоял еще немного, приходя в себя после разговора, и отправился искать одежду.

Когда он был частью огромной скалы, что возвышалась над поросшим лесом склоном, он не смог бы отделить себя от всего окружающего мира. И капли дождя, шумящий где-то в глубине ручей, и ветер, и птицы, вьющие гнезда на его теле, – это были части единого целого. И это было самое счастливое время.

Потом пришли люди со своими машинами. Они просверлили в нем тонкий глубокий канал и набили его тротилом.

И пришла боль.

Он перестал быть частью единого целого. Он стал просто куском мрамора.

Его привезли в город, к человеку, который знал, как обращаться с такими большими каменными глыбами.

Человек считал себя художником. Он говорил, что вовсе не создает произведения, а всего лишь отделяет лишнее. Это были не его слова. И, видимо, поэтому человек не понял до конца их смысла.

Может быть, именно поэтому вместе с лишним он отсек часть души несчастного обломка мраморной скалы.

Постепенно камень стал оформляться и напоминать фигуру человека. Это должен был быть не просто человек. Он должен был стать копией, каменным клоном величайшего из величайших… А точнее – жалким его подобием, приблизиться к которому не в состоянии никто, а уж тем более – жалкий скульптор.

Но даже это подобие с неотвратимостью наделялось колоссальной силой, так как несло в себе черты облика Великого.

Статую поставили туда, где ее могли видеть немногие властители других стран, которым посчастливилось посетить Великого.

Статуя созерцала, с каким благоговением и страхом смотрят на нее. И наполнялась новым, неизвестным ранее чувством величия и превосходства.

И когда Великий умер, статуе показалось, что его дух поселился в ее теле. Конечно, ведь Величайший из Величайших не мог просто умереть, превратиться в прах! Он вечен, как космос, как Вселенная. И теперь он смотрит на ничтожный мир сквозь щелочки каменных век.

Он не может двигаться. Но ему это и не нужно. Ведь сила его бессмертного духа такова, что его будут носить на руках даже после физической смерти.

Никто не решился поднять руку на каменный образ умершего вождя. Его просто спрятали. От случайностей, которые происходят в проклятые времена перемен…

О! Теперь он мог ждать очень долго, пока его последователи не поймут его новой силы…

Но вот появились новые претенденты на власть. И они пришли, чтобы заглянуть ему в глаза и набраться немного той бесконечной энергии, что спрятана под мраморной оболочкой.

Он поможет им. О, конечно, он сделает все, чтобы прикоснуться снова к той сладкой силе, которая зовется Власть.

Пусть эти временные властители думают, что власть действительно в их руках. Пусть.

Они никогда не поймут, что подлинная власть – в руках каменных истуканов, что стоят на площадях городов, в залах приемов и дворцах съездов…

Власть воплощена в чертах величайших диктаторов. И никто не решается разрушить их каменные и железные образы, хотя время тех, казалось, давно прошло. Потому что в этих образах – Сила и Власть.

Статуи правят миром.

А значит, власть их, как камень, холодна и бесчеловечна. Жизнь не нужна камню. Камню нужна твердость.

3

Смеркалось. До своего номера Олег добрался, когда на небе появились первые звезды. Над головой со звонким стрекотом мелькнула мигающая огоньками тень вертолета: на крыше отеля была площадка.

Всю дорогу его не покидала разъедающая мозг мысль: «Вот ведь написал дочуре сочинение… Вот ведь написал…»

…Федор Михайлович с интересом рассматривал Олега, чем напомнил ему давнишнего психолога. Он поднял с колен ноутбук, переложил его на журнальный столик и принялся похлопывать себя по карманам, пока не вытащил откуда-то изящный портсигар. Портсигар также контрастировал с внешностью Федора Михайловича, как его ручка и только сейчас замеченные Олегом роскошные швейцарские часы. Про Эдика Олег решил пока не говорить.

– Э-э-э… У вас курить можно? – поинтересовался Федор Михайлович. – Или я на балкон…

– Да ладно, курите здесь, – махнул рукой Олег. Он был в полнейшей растерянности и совершенно подавлен свалившимся на него известием. Федор Михайлович, не замечая Олегова состояния, закурил и взволнованно заговорил:

– Хм… Знаете… Теперь-то я не удивляюсь, почему вас так крепко взяли в оборот. Такая информация, видите ли, не каждому специалисту известна… Если бы в свое время узнали, что напророчил я в своих писульках, неизвестно, разговаривали бы мы с вами сейчас вообще… Вы себе на голову слишком усложнили сюжет. Теперь совершенно не понятно, как из него выпутываться будете…

– А чего, собственно, такого секретного я написал? Одни легенды да мистика…

– Да уж не скажите. Эти ваши «Мультилюди»… С чего вы взялись за эту тему?

– Да уж, – неопределенно хмыкнул Олег. – Хотелось написать что-то максимально отвлеченное от действительности…

– Олег… – с легкой укоризной покачал головой Федор Михайлович, – вы уже давно должны были понять, что просто так, что называется, «от балды», у вас написать ничего не получится…

– Вы хотите сказать, что Структура и общество, описанные в «Мультилюдях»…

– Конечно же, не существуют. Пока, во всяком случае. Но при чем здесь абстрактное общество, когда речь идет о конкретных стратегических технологиях?

– ???

– Да-да… В некоторых вопросах я могу выступать в качестве эксперта. Надо отдать вам должное – в своих текстах вы ловко предусмотрели мое участие в вашей судьбе, отдав мне роль советника, чертовски ловко. Ведь именно я могу раскрыть вам глаза на написанное вами как никто другой… Хм… Дело в том, что я уже тридцать лет занимаюсь разработкой систем, названных вами «мультитехнологиями» или «структурами»…

– Что?!

– Да… Но разработки – это полбеды, если речь идет о теории и экспериментальных образцах. На это как-то можно закрыть глаза. Но простить вам раскрытие секретной государственной политики, военной тайны высочайшего уровня – никак нельзя… Теперь я понимаю, почему я здесь… Эдик – это только повод, интересный сам по себе, но не более… Своими текстами вы показали, что идет утечка стратегической информации, а каким образом – пока не понятно…

– Погодите… Да объясните же наконец, что такого секретного я выболтал? Или не выболтал – а только написал? Я же сейчас с ума сойду просто…

– Ладно. Вам все равно теперь придется это узнать. И лучше от меня, чем от дознавателя. Вы назвали это структуризацией населения. И попали в точку. Во всем, кроме терминов. Впрочем, поскольку терминов как таковых пока нет, ваши, может быть, как раз и приживутся… Может, вы даже прославитесь…

– Вы хотите сказать, что описанная мной «структуризация» готовится всерьез?!

– Она не только готовится. Она уже проводится.

– Как?!

– А вот так… – Федор Михайлович положил на стол простенький сотовый телефон.