— Был ли ты, почтеннейший, на представлении, в котором участвовала Нурайна-шиу?
— Увы, не удалось...
— Ты много потерял. Она была грозна и прекрасна, как Дева-Молния. Ее красота была столь совершенна и необычна, что привлекла высокое внимание Светоча... — Нхари-дэр просиял ясной улыбкой доброго вестника. — Светоч в великой милости своей решил купить твою женщину и прислал меня договориться о цене.
Увидев вместо восторга на лицах собеседников смятение и досаду, вельможа встревожился:
— В чем дело? Неужели есть какое-то препятствие? Скажи, — обернулся он к Нурайне, — не родила ли ты этому мужчине сына?
— Нет, — растерянно ответила Нурайна — и тут же мысленно обругала себя за грубый промах. Надо было скоренько признаться, что у нее целый выводок детишек от Ралиджа.
— Ну вот, — облегченно улыбнулся вельможа Ралиджу. — Если бы она была матерью твоего первенца-сына, ты, конечно, не имел бы права продать ее...
Нарастающая злоба кружила Нурайне голову, мешая трезво оценить ситуацию. А мерзавец Ралидж, похоже, испытывал удовольствие от этой отвратительной сцены...
Женщина ошибалась. Хотя Ралидж и изобразил ответную улыбку, но в душе его тоже клокотала ярость. Он сам не отдавал себе отчета в том, что учтивый наррабанец вызвал в нем воспоминание о весеннем аршмирском дне и о всаднике-Соколе, что пинком отшвырнул его, Орешка, с дороги, а потом за дерзкое слово приказал запороть насмерть. Эти двое не были схожи ни внешностью, ни манерами. Но общим было главное: хозяйское отношение к чужой жизни, спокойная уверенность в том, что с людьми можно делать все что угодно...
Забыв о правилах хорошего тона, Орешек откинулся на подушки.
— Купить Нурайну, да?.. Во сколько же Светоч оценивает это сокровище?
Вельможа раздраженно поджал губы. Ему не улыбалась перспектива торга с невоспитанным чужеземцем, и он решил сразу оглушить его щедростью (тем более что это никак не угрожало его собственному кошельку).
— Не спорю, эта женщина — сокровище, и плата за нее будет достойна ее совершенства. По обычаю, выкупом за девушку высокого происхождения или редких достоинств должны быть белые верблюдицы, самые благородные из живых существ, сотворенных богами для человека. За Нурайну Светоч даст десять этих ценных животных.
Сказал — и улыбнулся, готовясь скромно принять выражения благодарности.
Но реакция слушателей оказалась непредвиденной. Женщина побелела, как мраморная статуя, и вскинула руки к вискам, словно у нее заболела голова. А грайанец нагло ухмыльнулся:
— И это все? Десять горбатых уродин за невероятную, неповторимую женщину? Почтеннейший, я взываю если не к твоей щедрости, то хотя бы к здравому смыслу! Покажи мне хоть одного верблюда, который владел бы мечом так же искусно, как Нурайна! А что касается красоты, то и тут Нурайна смело поспорит с любым верблюдом, будь он хоть белый, хоть черный, хоть зеленый в крапинку!
Вельможа опешил:
— Ты... ты смеешь насмехаться... оспаривать волю Светоча...
Орешек мельком взглянул на Нурайну и понял: сейчас она либо потеряет сознание, либо убьет кого- нибудь. Первого, кто попадется под руку. Та-ак, с шуточками пора кончать...
— Это моя женщина. Хочу — продаю, хочу — нет... Вот я и не хочу. А ты этого еще не понял, почтеннейший?
Нхари-дэр был оскорблен, но еще надеялся решить вопрос миром. Он ровно сказал:
— Не будем унижать себя торгом. Пусть белых верблюдиц будет двенадцать. Женщина уйдет со мной прямо сейчас.
На Орешка редко накатывало бешенство, но в таких случаях он не мог себя сдержать. Когда-то в таком состоянии он оскорбил Сокола и чуть не поплатился за это жизнью.
И сейчас, глядя прямо в гневные глаза вельможи, Орешек твердо и четко произнес то, что нашептывала ему на ухо Многоликая, слово в слово. Мол, если Светоч считает, что цена Нурайны равна цене двенадцати верблюдиц, то пускай он, Светоч, этими двенадцатью верблюдицами для себя Нурайну и заменит!
— Как — заменит? — непослушными губами шепнул вельможа, пытаясь убедить себя, что ослышался. — В каком смысле?
— В этом самом! — нагло подтвердил Орешек.
Мужчины застыли, намертво сцепившись взглядами. В этот миг они не думали о Нурайне.
А Нурайна уже не противилась накатившей дурноте и гулу в ушах, как опытный пловец не борется с несущей его волной. Ей было знакомо это состояние. Отец сказал однажды. «В тебе закипает кровь Первого Дракона».
И только отец знал, что в эти редкие мгновения Нурайна бывала опасна. Опасна помимо своей воли, опасна непредсказуемо и, что самое обидное, без всякой пользы для себя...
А Нхари-дэр, выйдя из оцепенения, хотел было гневно обрушиться на заезжего наглеца, пригрозить карой за кощунственные речи и забрать женщину без всякого выкупа. Но вельможе помешала его собственная наблюдательность.
Когда грайанец в дерзком порыве подался вперед, из-под расстегнутой куртки вынырнула овальная пластинка на тонкой серебряной цепочке. На пластинке был выгравирован сокол.
Сын Клана!
Нет, вельможу смутила не знатность собеседника. Нхари-дэр и сам отнюдь не был простолюдином. Но, как все наррабанцы, он считал Детей Клана страшными колдунами. А колдунов лучше не сердить. С ними надо расправляться исподтишка, желательно чужими руками.
— Значит, ты не хочешь продавать эту женщину? — с ледяной учтивостью уточнил гость.
Ответить Орешек не успел.
Слово «продать» хлестнуло по натянутым нервам Нурайны — и на этот раз женщина не выдержала, ослабила цепь на бьющемся в ее душе чудовище. «Ах, гори вы оба ясным пламенем!» — беззвучно шепнула она, не соображая, что делает.
И мужчины увидели, как вокруг них взметнулись к потолку жаркие, живые струи огня!
Лишь миг длилось наваждение, прозрачная стена огня исчезла раньше, чем мужчины успели вскрикнуть. Кожа их помнила горячее дыхание костра, но ни на ковре, ни на одежде пламя не оставило следов.
Вельможа первым сообразил, что случилось: грайанский колдун показал гостю свою силу... Ладно, придется беседовать с ним иначе!
— Хорошо, — бесцветным голосом произнес Нхари-дэр. — Я ухожу.
И про себя добавил. «Вместо меня придет Гхурух».
Вельможа поднялся, снял со стены свой меч, добрел до порога, обулся — все это с отрешенным лицом...
Когда за гостем тихо закрылась дверь, Орешек обернулся к Нурайне, которая уже успела справиться с собой.
— Это еще что такое? — свирепо спросил он. Нурайна прикинулась непонимающей:
— Ты о визите этого павлина? Я его не приглашала. И не намекала, что здесь есть товар на продажу.
«Почудилось, — тоскливо решил Орешек. — Мотался весь день по жаре...»
Но рассказывать Нурайне о своих видениях он не собирался.
— Я не об этом! Я спрашиваю, как этот гусь сюда залетел? Ты что, не заперла калитку? Ну, растяпа! Сиди, сиди, я уж сам закрою...
19
