Послание за пределами слов

непоколебимо. Вместо этого, он сказал еще строже: «Яма, ты говоришь, что боги тоже думали об этом, но даже они не могли прийти к какому-то решению, и понять этот предмет очень сложно. Но нет того, кто может объяснить этот вопрос так-же хорошо, как ты. Насколько я понимаю, ни одно желание нельзя сравнить с этим желанием».

Начикета не оставил свое желание из-за трудности предмета, он сохранил желание знать. Он успешно прошел это испытание.

Испытывая Начикету во второй раз, намереваясь подвергнуть его многим искушениям, обольщая его. Яма сказал ему: «Ты можешь попросить о сынах или внуках, которые будут жить по сто лет, ты можешь попросить о множестве коров и другого скота, слонов, лошадей и золото. Ты можешь попросить об империи с обширными границами. Ты можешь попросить о жизни настолько долгой, как только хочешь».

«Начикета, если ты считаешь, что желание богатства или способы долгой жизни равны твоему желанию обрести знание души, тогда ты можешь просить обо всем этом. Ты можешь быть величайшим императором в этом мире! Ты можешь вкусить самые большие удовольствия, которые только доступны тебе!»

Когда Начикета не отказался от своего решения даже после таких слов, Яма стал искушать его небесными удовольствиями богов. Яма сказал: «Проси обо всех удовольствиях, которые редки в мире смертных. Забирай себе этих райских женщин вместе с роскошными повозками и музыкальными инструментами. Нет сомнений в том, что такие женщины не доступны смертным. Ты можешь наслаждаться этими женщинами, они станут прислуживать тебе. Но не проси, Начикета, о знании того, что происходит с душой после смерти».

Но Начикета стоял на своем. Он был достоин своего желания, так как знал о том, что даже самые большие желания на небе и на земле нельзя сравнивать с самым малым количеством блаженства, которое появляется через просветление.

Начикета, поддерживая свое решение логическими доводами, сказал Яме эти слова непривязанности: «Яма, описываемые тобой удовольствия мимолетны, они истощают чувствительность и остроту всех ощущений. Как бы там ни было, продолжительность жизни, насколько бы долгой та ни казалась, мала — рано или поздно жизнь закончится. Ты можешь оставить себе этих райских женщин, роскошные вещи, эти песни и танцы, а мне все это не нужно».

«Человек никогда не может получить удовлетворение через богатство. Теперь, когда я лицезрю тебя, я уже достиг несметного богатства. Пока твое сострадание будет в силе, я не могу умереть. Бессмысленно просить обо всех других вещах. Имеет смысл просить только о том, что я уже упомянул, то есть о знании души».

«Человек — это предмет, который увянет и умрет. Если знать об той реальности, то где же отыщется такой человек в этом мире, который, встретив тебя, бессмертное и благородное существо, будет и дальше страстно желать женскую красоту, чувственные удовольствия и стремиться жить долго?»

«О, Бог Смерти, яви мне высшую истину этого самого загадочного предмета не от мира сего: предназначение души. Человек не знает, продолжает ли душа жить после смерти. Я хочу обрести только это самое загадочное знание».

Мы только тогда сможем понять, как Начикета исследует смерть, если будем все время учитывать, что, насколько бы Юным ни был маленький Начикета, насколько бы малым ни был возраст его тела, его душа все равно вечна.

Ни один ребенок не бывает просто ребенком. Ни один ребенок не бывает лишь подобным чистому листу, так как история его бесконечных жизней записана у него в уме. Каждый ребенок много раз бывал стариком. Поэтому к ребенку нужно также относиться с глубоким уважением.

Это новое тело, но сознание, скрытое в этом теле, не новое. Возраст этого мира — это также возраст его сознания. Тысячи раз это сознание рождалось в телах и оставляло их. Удовольствие и боль, трудности и удобства жизни, несчастья и радости жизни, иллюзии и реалии жизни — все это его сознание уже переживало.

Поэтому глубокие искания Начикеты не озадачивают индийского мыслителя. А вот западные мыслители непременно удивятся тому, как маленький мальчик может поднимать такие важные вопросы. Три религии — христианство, ислам и иудаизм, — родились за пределами Индии, а другие основные религии родились в Индии. Три религии, возникшие вне Индии, верят в то, что существует только одно рождение и одна смерть, после которой нет никакого перерождения. Поэтому, согласно этой концепции, дети не могут поднимать такие вопросы, и ребенок не может так глубоко размышлять. Согласно пониманию этих религий, такие размышления возможны только в старости. Но эта история Начикеты не простая, поскольку такую зрелость демонстрировали многие тысячи других детей. На Западе тоже есть многие примеры такого поведения детей.

Великий европейский музыкант Моцарт в возрасте семи лет стал замечательно играть сложную музыку, как не мог играть даже семидесятилетний человек. Это невероятно, потому что как это возможно, чтобы семилетний ребенок играл музыку так, как можно играть, только занимаясь семьдесят лет? Моцарт дал понять, что он великий музыкант, еще в три года! Наверняка, он практиковался в музыке в прошлой жизни. Он не помнил опыт прошлой жизни, и, возможно, он не осознавал сокровища прошлой жизни, но все это было в нем. Даже в возрасте двух лет дети подают тысячи знаков, которые нельзя объяснить ни чем иным, как только концепцией о прошлых жизнях. Начикета — это не исключение. То, о чем просил Начикета, показывает, что он давно ищет, что этот ребенок — очень древняя душа.

Говорят, что Лао-Цзы родился уже в преклонном возрасте. Начикета — тоже старик, его поиск связан с его прошлыми жизнями. Возможно, на самом деле он не осознает, о чем просит, но он интересовался такими вещами много раз, во многих жизнях. Он стучался в великое множество дверей. Он сидел у ног многих мастеров. Этот поток, который пробился на поверхность только в тот день, в прошлом был подводным течением. Помните об этом, ведь только тогда вопросы Начикеты покажутся вам естественными, иначе они могут показаться вам неестественными. В противном случае вы сочтете, что мудрость Начикеты притянута за уши, поскольку о подобном не просят даже старики. Но многие другие дети тоже задавали такие вопросы.

Шанкара умер, когда ему было всего лишь тридцать три года. Но к этому времени он успел закончить свои великие комментарии Брахмасутры, Упанишад и Гиты. Кто-то другой, достигший возраста трехсот лет, не сможет тягаться с Шанкарой. Никому невозможно достичь уровня всех этих писаний в тридцать три года или даже в триста лет.

Шанкара начал писать комментарии в возрасте семнадцати лет. Он выказал намерение стать санньясином в возрасте девяти лет. Только представьте: он так сильно хотел этого уже в девять лет! Девятилетний возраст — это пустяк, ведь вы остаетесь инфантильными даже в девяносто лет! Даже в таком возрасте ваш ум не становится зрелым. Даже в старости ваш ум остается умом глупого, невежественного человека. Как такое сильное желание стать санньясином могло появиться у Шанкары в возрасте девяти лет, если он даже еще не видел жизнь, если он был совсем неопытен? Как у него могла зародиться идея отречения от жизни, опыт которой ему только предстояло получить? Он еще не узнал несчастье, какой же смысл был ему стремиться выйти за пределы несчастья? Он еще не пережил удовольствия жизни, какой же смысл был ему отрекаться от них?

Нет сомнений в том, что Шанкара изведал многие удовольствия, поскольку то, что девятилетний мальчик может испытывать сильное желание стать санньясином, — это следствие глубокого соприкосновения с удовольствиями мира на протяжении многих жизней.

Ко мне часто приходят люди, которые спрашивают меня, почему я иногда даю санньясу даже маленьким детям. Нет в мире маленьких детей, а возраст тела не передает настоящий возраст человека.

На Западе получила развитие концепция «умственного возраста». Хорошо, если вы поймете ее в связи с историей Начикеты. Французский ученый Бине впервые выдвинул концепцию умственного возраста.