овечку.
Загорцева хоронили на Битовском кладбище. Степан не смог удержаться от искушения побывать на скорбной церемонии. Он много лет работал в уголовном розыске и знал, что, как правило, убийцы присутствуют на похоронах своих жертв – когда по зову грешной души, когда для отвода глаз. Иной раз, наблюдая за провожающими, он делал интересные выводы, которые в корне меняли первоначальные версии, выводили розыск на преступника...
В убийстве Загорцева он склонен был винить людей из окружения Марии Тихомировой, но урну с ее прахом отправят в колумбарий завтра, и на похороны отправится Саня Кулик. А Степан с Комовым пришли на Битовское кладбище в надежде открыть что-то новое для себя. Не исключено, что нелюди-убийцы сводили счеты не столько с Машей, сколько в первую очередь с самим Загорцевым. Возможно, они где-то здесь рядом...
Степан не сомневался, что хоронить Загорцева будут пышно, и не удивился обилию дорогих автомобилей на подъездной площадке перед кладбищем. «Порше», «Хаммеры», «Роллс-Ройсы», «Мерседесы»... Казалось, владельцы этих авто собрались здесь не только для того, чтобы проводить в последний путь Гену Загорцева, а чтобы показать друг другу, кто есть кто в мире живых.
Самих господ возле автомобилей не было, вместе с гробом они уже втянулись в глубь кладбища. Зато Степан обнаружил стайку телохранителей, сгрудившихся возле «Порше» Скоробогатова, и среди них Сергея Чижова. Непроницаемо спокойное лицо, строгий черный костюм, траурная повязка на рукаве. Говорили другие, а он молчал, слушая их, но было видно, что в центре внимания находится он, а не кто-то другой. Судя по всему, Скоробогатов оставил Чижова смотреть за машиной, а Порываева взял с собой. Что ж, это его право.
И в присутствии самого Чижова на похоронах не было ничего предосудительного. Но все же Степан невольно сбавил ход, всматриваясь в этого парня. Он поймал его взгляд, но даже бровью не повел. Перевел глаза на одного из своих собеседников, сделал вид, что увлечен разговором. Или у этого парня совесть совершенно чиста, или нервы железные, подумал Степан, продолжая путь.
И Комов не остался равнодушным, заметив Чижова.
– Качок доморощенный... Может, и есть у него черный пояс, но кишка тонка, чтобы на Хлыстова наезжать. Хлыстов такой, что сам быка одной левой... И не боится его Хлыстов. Да и я бы не боялся...
– Ты мне скажи, с Хлыстовым он был знаком или нет?
– Нет. Хлыстов говорит, что не знал его раньше. До того, как он ему зеркала сбил... Жаль, говорит, им тогда морду с его дружком не набили...
– Надеюсь, инцидент исчерпан?
– Само собой, Кулик воспитательную работу провел. Если состоится наезд, Хлыстов заявит в милицию... Ну, на словах да, а как на самом деле будет... Если будет...
– Что будет, то будет, – махнул рукой Степан. – Если что, по факту разберемся. Виновных накажем, правых тоже.
О взаимоотношениях липовых омоновцев и виновато-пострадавших телохранителей они могли говорить долго, потому как могила для Загорцева была подготовлена в дальней части кладбища, на новом, недавно присоединенном участке земли. Но тема была исчерпана, поэтому оставшуюся часть пути они прошли молча.
Старая часть погоста была густо засажена вязами, липами, тополями, кустарники вокруг могил. Тоска, но свежо и зелено. А новое кладбище было разбито в чистом поле. Вместо деревьев – дикая поросль и пластмассовые цветы на могилах с крестами.
Скопление людей вокруг гроба ограждал не самый низкий забор из кованого железа. Степана это немало удивило. Обычно могилу облагораживают уже после захоронения и то не сразу. А тут уже дорогой забор, да и участок, который он огораживал, занимал неприлично много места. Здесь можно было свободно захоронить роту солдат, причем поименно.
Провожающих было много. Солидные на вид и холеные на внешность мужчины облачены были в строгие костюмы темных тонов. Из женщин тоже никто не выделялся кричаще-вызывающими нарядами, но все были одеты стильно и дорого. Шляпки с траурными вуальками, скорбные лица – все согласно протоколу. Но все равно природа брала свое, и женщины нет-нет да посматривали друг на друга – кто лучше одет, у кого изысканней украшения. У одной дамы на пальце Степан заметил перстень с крупным камнем. Все бы ничего, но он был надет поверх атласной перчатки.
Степан и Федот были в штатском, но внимание на них все же обратили. У открытой калитки стояли крепкие парни в черных костюмах с беспросветными лицами. Один из них молча преградил им путь. Комов показал удостоверение, но еще раньше вынырнувший из толпы Порываев хлопнул своего сотоварища по плечу.
– Свои, – заискивающе улыбнувшись милиционерам, тихонько сказал он.
Могильный страж молча отошел в сторону, освобождая проход.
Порываев не остановился на достигнутом. Он взял на себя роль провожатого и, аккуратно разжижая скопление людей, провел незваных гостей к самому гробу. Никто его об этом не просил, но все же Степан воспользовался навязанной услугой.
Его ничуть не удивил гроб за длинные тысячи в иностранной валюте. Но его поразило, насколько хорошо выглядел покойник – если, конечно, его состояние можно было выразить этим словом. Над ним явно поработал специалист высокого класса – или пластический хирург, или гример; а может, и то и другое.
– Вдова в закрытом гробу хоронить собиралась, – шепнул Порываев. – А умные люди подсказали, как надо. Ловкость рук, и труп как огурчик...
– Ты откуда знаешь? – тихо спросил Степан.
– Так Павел Васильич посоветовал, мой босс.
– Где он?
– Да вот он!
Скоробогатов стоял рядом с плачущей вдовой, держал ее под руку. Он так скорбел по новопреставленному, что его можно было принять за великовозрастного сироту, обездоленного смертью отца. Рядом с ним стояла эффектно-красивая шатенка с роскошной фигурой. Степан невольно залюбовался ею. Порываев заметил, на ком остановился его взгляд.
– А это Анжелика Максимовна, его жена, – пояснил он голосом, в котором угадывалась легкая ирония. – Красивая, правда?
Степан промолчал. Не та обстановка, чтобы выражать романтические эмоции. Да и не тот человек этот Порываев, чтобы делиться с ним впечатлениями. К тому же взгляд его прикипел к двоюродному брату покойного. Дмитрий Загорцев находился чуть в стороне от вдовы, но смотрел на нее, да так, что закрадывались сомнения в его бесстрастном к ней отношении. Степан взял на прицел саму вдову и заметил, как просветлел ее лик, когда она встретилась глазами со своим, отнюдь не кровным родственником. Прояснение было настолько скоротечным, что его мог заметить только любопытствующий взор. Видимо, Наталья Евгеньевна умела управлять своими чувствами.
Кто-то из друзей новопреставленного закончил напутствие в загробную жизнь, и молодая вдова, смахнув слезу, снова глянула на Загорцева. И снова в ее глазах вспыхнула, мгновенно погаснув, радостная искорка. Все бы ничего, но ее взгляд вдруг остановился на Степане.
Она узнала его – взгляд застыл, затуманился, брови негодующе сошлись на переносице, губы выгнулись в злобное коромысло. Она смотрела на него так, что казалось, вот-вот ее рука вытянется в его сторону и будет расти до тех пор, пока грозно указующий перст не соприкоснется с ним. А еще она могла заорать благим матом, проклиная Степана за то, что он посмел прийти сюда в такой час...
Видимо, Комов думал в унисон со своим начальником, поэтому он взял его за руку и потянул назад, чтобы увести с ее глаз долой. Сопротивляться Степан не стал, и они удалились за оградку. Далеко уходить не стали, остановились в тени молодого дуба, последнего дерева со стороны старого кладбища.
Но вдвоем оставались недолго. К ним, набравшись наглости, подошел капитан Загорцев.
– Я не думал, что у вас хватит совести прийти сюда, – с осуждением глядя на Степана, не совсем уверенно и все же напористо выдал он.
