– А я слышал, тебе Машка его нравилась. Или врут?
– Машка?! Да врут все!
– А красивая она девка была, да?
– Ну да, – не стал отнекиваться Череда.
– И Рита красивая, да?
– Какая Рита?
– А которая Лену спрашивала...
– А-а, ваша подстава?
– Ну, мы же знаем, Богдан, что ты на бабах помешан. Представляли, что у тебя башню сорвет, когда ты Риту увидишь. И сорвало...
– Это запрещенный прием, – потерянно буркнул парень.
– Ну а с топором на сотрудников милиции бросаться, это кем-то разрешено?
– Да какой бросаться, так, пугнуть хотел...
– Не знаю, не знаю. Соседка показания дала, сказала, что видела, как ты ногу хотел отрубить...
– Какая соседка?
– Да какая разница? Эту статью мы тебе шить не будем.
– Это вы серьезно? – взбодрился парень.
– Ну, конечно, серьезно. У нас же по совокупности срок не дают. Срок у нас вешают за самое тяжкое преступление. А двойное убийство – это вам не каша из топора...
– Какое убийство?! – дернулся Череда так, как будто табурет под его седалищем превратился в электрический стул.
– Двойное, – пристально глядя на него, спокойно сказал Степан. – Я же все знаю, парень. И даже не пытаюсь крутить тебя на признание... Так, разговариваю с тобой из интереса, чтобы посмотреть, что ты за фрукт... А к убийству мы тебя уликами привяжем.
– Какими уликами?
– Железобетонными. Пальчики твои откатали, эксперты с ними поработают, сличат их с отпечатками, оставленными в квартире гражданки Тихомировой... Да, кстати, куда ты кроссовки дел?
– Какие кроссовки? – в панике вскричал Череда.
– А которые ты кровью испачкал. Когда у Тихомировой был...
– Не было кроссовок!
– Ты что, босиком приходил?.. Да ты успокойся, парень. Я давить на тебя не собираюсь. Дактилоскопию проведем, заключение тебе предъявим, а там ты сам решать будешь – или в отказ идти, или чистосердечное писать... Явку с повинной мы тебе, извини, оформить не сможем. Сейчас еще есть шанс, потому как тебя пока в списках задержанных нет...
– Но я не убивал! – дрогнул парень.
– И ногу моему оперу не рубил... Сказки в камере рассказывать будешь... Кстати, хотел тебя спросить: как так вышло, что у тебя даже приводов в милицию нет? На Стряпу работаешь, разбойничаешь, людей обкрадываешь, а приводов нет...
– Так это, фарт у меня такой, – кисло улыбнулся Череда.
Было видно, что парень понял, насколько крепко он влип. Даже в своем преступном занятии не боится признаваться...
– Не было приводов, – усмехнулся Степан. – А мы все равно узнали, что это ты пальчики оставил... Вот какая несправедливость, мне премию дадут за раскрытие преступления, а тебе – корку черствого хлеба и миску вонючей баланды... Да еще вопрос, Стряпа рассказывал тебе, как на тюрьме себя вести, а то ведь это наука тонкая. Чуть что не так – и ты в дерьме. Слово неправильно сказал, сигарету там опомоенную взял, еще что... Это не детский сад, где прощение попросить можно, а в тюрьме назад не повернешь. Если опустят, это уже навсегда. А срок тебе большой светит...
– Да не убивал я Машку!
– Эх, Череда, Череда...
– Но я правда не убивал! – в отчаянии заламывая себе пальцы, взвыл парень. – Это не я, это другие...
– Кто другие?
– Я их не знаю... Смотрю, из подъезда выходят, один с топором...
– А с топора кровь капает, – иронично повел бровью Степан.
– Да нет, не капает. Он в пакете его нес... Я только потом понял, что это топор был...
– Когда потом?
– Ну, когда к Машке зашел... Захожу в дом, дверь открыта, свет горит, а в комнате... Меня чуть не стошнило прямо там...
– А когда топором рубил, не тошнило?
– Да я серьезно... Меня потом рвать стало, когда я за дом выбежал...
– А зачем убегал? В милицию мог бы позвонить.
– Я же не идиот! Меня бы во всем бы и обвинили!
– Обвинили бы. А потом бы оправдали. Сам посуди: если бы ты убивал, у тебя кровь была бы на одежде? Не могла бы не быть...
– Ну, я не знаю. Меня тогда конкретно переклинило...
– Тебя и сейчас клинит. Тебе бы чистосердечно во всем сознаться, а еще лучше явку с повинной у нас вымолить, тогда лет десять получишь... Скажешь, что Машу Тихомирову любил, ревновал страшно, в состоянии аффекта был, не помнил ничего. Если сам в содеянном признаешься, тебе поверят и срок скостят. Но если упираться будешь, суд приговорит тебя к пожизненному заключению, а это вилы... Сам подумай, что лучше: десять лет отмотать или в тюрьме сгнить. Подумай, подумай...
– Но я не убивал, – жалко проблеял Череда.
– А пальчики в квартире оставлял?
– Да, наверное...
– А Тихомирову любил?
– Нет. То есть да. То есть хотел...
– Так хотел, что ночью к ней поперся.
– Да. Пива с пацанами дернули, у меня завелось... Если она с Вадькой была, чем я хуже?..
– Так ты еще в состоянии алкогольного опьянения был... Это усугубляет вину... И топор, с которым ты на нашего сотрудника бросался...
– Это не тот топор!
– Неважно. Тот факт, что ты не расстаешься с топором, сам по себе улика...
– Но это не я убивал... Это те двое. Я их видел, они в машину садились...
– В какую машину?
– «Девятка», кажется, или «десятка».
– Номер?
– Темно было, я не запомнил.
– Опознать этих двоих сможешь? – скучающе спросил Степан.
– Смогу, – неуверенно отозвался Череда.
– Темно же было.
– Ну, все равно бы узнал, если бы увидел...
– Фоторобот составить сможешь?
– Ну, не знаю... Нет, не смогу, темно было...
– Темно у тебя в голове.
Глядя на парня, Степан мало верил в то, что парень признает свою вину. И удивился, когда тот попросил бумагу и ручку.
Степан протянул Сваткову флешку:
– Вот запись разговора, я его не бил и особо не пугал. Сам во всем сознался...
