— А! — Двойник улыбнулся. — Для нас, ученых, объективная реальность превыше всего. Что такое совесть? В каких координатах прикажете ее измерять? И чем? Вот так-то.
— Пожалуй, вы правы, — заметил Миллер, — вам легче жить.
— Ну, не сказал бы. Черт возьми, кому из нас приходится больше заботиться друг о друге — вам или мне?
— Если вы имеете в виду вариант с Аргентиной…
— Почему? Мы можем рассмотреть и другие варианты. Помнится, в детстве, я, значит и вы — мы оба мечтали быть художниками. Почему бы вам не вернуться к живописи? Тоже творчество.
— Действительно, почему бы?
— Да и вообще Аргентина не обязательна. Вы можете остаться здесь, вы станете моим братом, документы мы купим. Затем вилла на Коралловых островах, а? Плохо разве?
— Неплохо, — согласился. Миллер.
— Но без Ирэн, профессор, — сказал Двойник. — Ирэн моя.
Миллер не умел притворяться. Он знал за собой эту слабость. К тому же у него по-настоящему заболела голова.
— Так что же, — сказал Двойник, — обсудим этот вариант?
— Не сейчас, — Миллер закрыл глаза. — Завтра. У меня голова идет кругом.
— Вижу, вижу, вы побледнели. У вас действительно сотрясение мозга? Бедный мой братик…
Двойник нежно погладил Миллера по плечу.
«А ведь он, пожалуй, не врет, — подумал Миллер. — Он действительно жалеет меня, ибо считает поверженным. Он просто опьянен сознанием своего превосходства! Это хорошо».
И вдруг Миллера как острым ножом резанула мысль: Двойника не было раньше, и его не должно быть в будущем! Боже, как это просто! Как это просто!
— Завтра, — сказал Миллер, не открывая глаз. — Решим все завтра. Вы подумайте… о вариантах. Я тоже подумаю… братик.
Последнее слово далось ему с трудом, но почему-то очень захотелось его произнести.
— Что ж, неплохо! Дела наши, кажется, идут на лад. А говорят, что от автомобильных катастроф один только вред. — Двойник подмигнул Миллеру. Итак, завтра. Вы больной, поэтому выбирайте время.
— Я выйду отсюда в девять вечера. Заеду домой переодеться — у меня порван пиджак. Встретимся в одиннадцать… На углу Криго-стрит и Лоби-авеню.
— Почему на улице? Уж лучше в кафе…
— Хорошо, давайте тогда в институте. Там никого уже не будет, и нам не помешают.
— Дома еще спокойней.
— Нет, нет, только не дома!
— Понимаю. Может прийти Ирэн? Пожалуй, вы правы, профессор…
Двойник вышел.
Когда за ним закрылась дверь, Миллер понял, что еще минута-другая — и он сорвался бы. Накричал, нагрубил и все испортил бы… Итак, Миллер против Миллера. Как странно!
Впрочем, странно ли? Разве все эти последние месяцы он не был занят борьбой с самим собой? Здесь ничего не изменилось, если не считать того, что его второе, темное, «я» отделилось и зажило самостоятельной жизнью. Завтра этой борьбе придет конец, только и всего. Но хватит ли у него сил сломать это «я» в другом человеке?
…Утром Миллер проснулся бодрым, решительным, каким давно уже не был. Уговорить врачей выписать его из госпиталя не составило особого труда. Куда труднее было дождаться вечера.
План был четок и ясен. В 9.15 Миллер заехал к себе домой, торопливо переоделся, открыл ящик стола и, ни секунды не колеблясь, сунул в карман пистолет. Потом вышел на улицу, остановил такси.
— Уэлком-сквер. — крикнул шоферу.
Ирэн, как он и ожидал, была дома. С того времени, как Миллер оказался в больнице, она не находила себе места.
Из квартиры не выходила ни на секунду. В любой момент мог позвонить Миллер — так думала Ирэн.
Когда Миллер вошел, она молча поднялась ему навстречу, и глаза ее говорили больше, чем любое слово, которое могли произнести губы.
— Ирэн, — сказал он. — Помоги мне быть сильным…
Она на миг отступила — маленькая серьезная девочка с внезапно осунувшимся лицом — и тихо спросила:
— Дюк, нам будет… очень плохо?
— Да, Ирэн, скорее всего. Я принял решение, и через два часа…
— Но уже ночь, — сказала она.
— Через два часа я сделаю самый важный и самый трудный шаг к его осуществлению. Я пойду сейчас…
— Не надо, — прервала Ирэн. — Что бы ты ни сделал, я одобряю. Однажды я уже сказала тебе об этом. Лишь бы ты не был таким…
— Каким?
— Таким… разным. Издерганным. Я устала мучиться твои ми мучениями.
— Ирэн, я должен сейчас уйти.
— Хорошо.
Она подняла голову. В ее глазах блестели слезы.
— Потом ты мне все объяснишь. Когда у тебя будет время. Я жду, Дюк.
Говорить Миллер больше не мог. Он благодарно посмотрел на Ирэн и вышел из комнаты.
После его ухода Ирэн с минуту еще стояла у двери, опустив руки. Медленным взглядом обвела комнату, в которой сгущались сумерки. Потом вытерла слезы, посмотрела на часы — было десять вечера — и пошла в спальню. Когда раздался стук в дверь, она была уже в халате.
— Лили, это ты? — спросила она, решив, что это маленькая Лили, живущая на первом этаже.
Дверь отворилась.
— Дюк?! — воскликнула Ирэн, удивленная столь внезапным возвращением Миллера.
— Да, я. Ты расстроена? А у меня хорошие новости. Все складывается так удачно, что не сегодня- завтра ты станешь женой богатого и знаменитого мужа. Через неделю, Ирэн, мы отправимся на Коралловые острова. Ты так давно мечтала о поездке… Что с тобой, дорогая?
Ирэн зажала рот, чтобы не закричать.
— Ирэн! — он шагнул к ней, но она отпрянула в угол.
— Не подходи… — прошептала она. — Это не ты!
Страшным усилием води Двойник удержал проклятия.
— Ирэн, послушай… Я не думал…
Но Ирэн не слушала его. Она вжалась в стену и медленно покачивала головой. Потом словно обмякла, взгляд ее потух.
— Уходи, — глухо сказала она. — И не появляйся, пока я не позову тебя. Мне надо подумать.
— Но я тебе все объясню!
— Десять минут назад я не просила у тебя объяснений, — она хрипло засмеялась. — Ты хамелеон. Ты не способен решать раз и навсегда. Теперь решу я сама. Уходи.
…Двойник быстро шел по темному коридору института, не глядя по сторонам. Если бы перед ним сейчас вдруг возникла стена, он не стал бы ее обходить, он прошиб бы стену, так переполняла его ярость. Но у двери в кабинет он замедлил шаг, вынул из кармана пистолет и, поколебавшись с секунду, поставил спуск на предохранитель.
10. Развязка без конца
