– Давай.
Они полезли, как заговорщики, в шалаш для церемонии передачи Сашкиной «нелегальщины».
– Все ли разберешь-то, местами бледно напечатано, – сказал Сашка, вылезая.
– Ничего, раскумекаем.
– Ты спрячь поаккуратней.
– Учи ученого. Да вы, ребята, с ночевкой, что ли? – спохватывается Арефий.
– Мы – к монахам.
– А ну, пошлите-ка вы долгогривых к чертовой матери, право. Я бы бредешок достал, на озеро бы слетали, уху соорудили бы.
– Верный страж арбузов своего брата, достопочтенный Арефий, – говорит Санёка, – мы идем к монахам не за молитвами. Это научная экспедиция. Всякий мыслящий человек обязан лично убедиться, как в начале двадцатого века рядом с богоспасаемым нашим городом, совсем как в средние века, изгоняют бесов и плут Андрюшка околпачивает своими чудесами крестьянские массы и обирает глупых бабенок. Такие безобразные факты надо публиковать в газетах.
Из монастыря уже доносился жидкий звон к вечерней службе. Пора было двигаться дальше.
На Сазани-горе, у речной излучины, лет с пяток том назад выкопал богомольный мещанин Андрюшка пещеру и стал в ней «спасаться».
Нарядился в черный подрясник и скуфейку, отпустил до плеч мочальные патлы и жидкую бороденку и начал именоваться «отец Андрей».
Возле него пошли роиться окрестные бабенки, приходившие за утешением от разных бабьих горестей. Приезжали в экипажах из города купчихи, умилялись на праведное житие пещерного жителя и жертвовали деньги на «лампадное маслице».
Отец Андрей прослыл за молитвенника и целителя, появились возле него какие-то черноризцы, бойко пошла торговля бутылочками с деревянным маслом, святой водицей, даже песочек из пещеры подвижника славился целебной силой.
Вскоре рядом с пещерой в лесу выросли пятистенные корпуса монашеских келий. На горе была срублена деревянная церковь и даже архиерейский флигель на случай приезда владыки Гермогена, возлюбившего новоявленный скит, прибежище благочестия и смиренномудрия среди общего смятения и крамолы.
Шел 1906 год, и по уезду гулял «красный петух» – палили помещичьи усадьбы.
Мы пришли в самое время: служба кончилась. Федька Рытов в длинном подряснике пронесся мимо нас с каким-то узлом. Волосы у него уже отросли и стояли рыжим ореолом вокруг румяной веснушчатой рожи. Он шепнул мимоходом:
– Сейчас начнем!
Монастырь строился на красивом месте – у реки на пригорке, по краю леса. В гору к церкви шла дощатая лесенка. Сейчас по ней спускался отец Андрей, окруженный поклонниками. Они вошли в дом, мы следом за ними.
В просторной келье – светлые сосновые стены, приятно пахнет смолой и сухими травами. В переднем углу – три ряда икон, украшенных бумажными цветами и вышитыми полотенцами, перед иконами зажжены лампадки. Рядом с иконами – лубочные картинки в черных рамках: «Страшный суд», «Святая гора Афонская», «Серафим Саровский кормит медведя», «Ступени человеческой жизни». В углу – столик, покрытый белой вязаной скатертью, на нем – сосуд для святой воды с кропилом, крест и Евангелие, восковые свечи.
В горницу набилось человек двадцать. Вон та молодайка, верно, и есть кликуша. Она стоит в стороне, низко опустив голову и надвинув платок на лицо, подавленная стыдом и страхом. Рядом с нею два мужика – один постарше, другой молодой. Кто они – отец и брат? Или свекор и муж? Люди бесцеремонно подходят к ним и заглядывают бабе под платок. Она клонится все ниже и ниже.
Вышел из-за перегородки Андрей с толстой книгой в руках и положил ее на раскладной аналой. Его беспокойные глазки обежали горницу и подозрительно остановились на нас троих. Мы были в форменных полотняных блузах и выделялись в толпе, целиком состоявшей из людей «простого звания». Федька что-то зашептал ему на ухо, Андрей успокоился и начал действовать.
– Подойдите поближе, – сказал он строго. – А вы, зде предстоящие, смиренно и усердно молитеся.
Он раскрыл книгу и начал читать по ней молитвы. Голос у него был резкий, тенорового тембра. Звучали слова знакомых псалмов:
– «Да воскреснет бог и расточатся врази его… Яко исчезают дым да исчезнут… Живый в помощи вышнего… На аспида и василиска наступиши и попреши льва и змия…»
Андрей взывал о помощи против беса к троице, богородице, ангелам, предтече и пророкам, апостолам и мученикам. Монах призывал на беса легионы небесных воинств: ангелов, архангелов, господства, начала, власти, силы, многоочитых херувимов и шестикрылых серафимов.
– «Да изгнан будет и побежден враг, супостат и мучитель естества нашего… сопротивник всегордый диавол и в бегство да обратится…»
«Бурею бед люте колеблемую рабу твою, владыко, и пучиною скорбей ныне потопляемую к тихому пристанищу настави».
«Китова чрева избавивый древле пророка твоего, владыко, и твою рабу избави…»
Бесы, известные нам по книжкам, изображались всегда недалекими простаками, вроде тех глупых озерных бесенят, которых так ловко надул попов работник Балда, или того блудливого черта, на котором кузнец Вакула ездил верхом в столицу в ночь перед рождеством. Даже евангельские бесы трусливо и покорно отступают перед словом Христовым.
В возгласах отца Андрея дьявол представал грозной, трудно одолимои силой, которой дана безграничная власть мучить род человеческий.
