Корпорации не знают границ. К примеру, новгородский сапожник, изучивший все возможные дизайны современных вечерних туфель, талантливый и целеустремленный, чтобы выжить, вынужден был бы назначать цены за свою продукцию, значительно превышающие цены Маноло и Феррагамы — но кто же купит у новгородца, или москвича, или жителя Льежа или Бруклина, пару туфель за семьсот долларов, если можно купить Феррагаму за четыреста? Зачем москвичу чайник за десять долларов, если он может купить китайский за три? И так далее. Корпорации необходимы, когда речь идет о грандиозных проектах — о строительстве больших зданий, о железных дорогах. Из бытовых нужд корпорациям следует уйти, и чем скорее, тем лучше. Но они не желают.
ЛЮДМИЛА. И как, на ваш взгляд, должно бороться с этим новое правительство?
НЕКРАСОВ. У любого правительства, нового ли, старого ли, есть самое лучшее, самое удобное, самое безопасное оружие — налоги. Любые злокачественные экономические данности легко нейтрализуются повышением налога. Если корпорация занялась производством того, что вполне по плечу частнику — нужно уравнять их возможности. На каждую скидку, данную корпорации Китаем, налог, в два раза превышающий скидку. Да и помимо корпораций — правильное налогообложение — дело хорошее. Например, если, как мы уже отмечали ранее, время частного автомобиля прошло, но гражданам это не втолкуешь — нужно вводить налог на бензин для частников, да и просто — если у вас есть автомобиль, платите налог. Сперва небольшой. А потом повышать постепенно. Остальное урегулирует рынок.
ЛЮДМИЛА. А если у человека нет выхода, и, например, он живет далеко от места работы?
НЕКРАСОВ. Во-первых, жить далеко от места работы — неприлично. Так любит поступать мещанское сословие, и хватит им, мещанам, потакать, хватит. Во-вторых, есть общественный транспорт.
ЛЮДМИЛА. Но не везде.
НЕКРАСОВ. Значит, нужно сделать так, чтобы был везде. А строительство новых железных дорог как раз и есть неплохой способ научить следующее поколение работать. И неплохое применение сегодняшним технологиям. Технологии хороши. Ведь хороши же, а, Лев Борисович?
ПУШКИН. Замечательны.
НЕКРАСОВ. Но рандеман декруассан наличествует?
ПУШКИН. Ну а то. Недавно сижу с дамой в кафе, уютно так, мягкий свет. И рассказываю ей что-то. У нее звонит мобильник. Она отвечает, пять минут говорит. Я жду, жру, как последний идиот, салат, она заканчивает разговор. Что-то хочет мне рассказать, но у нее опять звонит мобильник. Провели вместе два часа — обменялись в общей сложностью десятью предложениями. Уважающие себя мужчины давно махнули рукой на то, как дамы выглядят, во что одеваются, целомудренны ли, сладострастны ли — главное, берут ли с собой мобильник.
НЕКРАСОВ. Сегодня все берут с собой мобильники.
ПУШКИН. Не будьте таким пессимистом. Есть вполне приличные особи, но они очень редки, их нужно выискивать, и это гораздо сложнее, чем выбирать себе даму по фигуре или склонностям. При этом многие дамы считают, что они, как Цезарь, могут одновременно говорить и слушать. Но они не Цезарь.
Вадим на заднем сидении, оторвав взгляд от портативного телевизора, включил боковое освещение и, поспешно развернув лист, просмотрел программу.
— Что они плетут? — возмутился он. — Это внеплановое что-то.
— Этого нет в программе? — Олег обернулся с переднего сидения.
— Нет.
— Покажите.
Олег быстро пробежал в программу.
— Что происходит?
Демичев взял у него лист и тоже просмотрел программу.
— Импровизируют, — сказал он. — Ничего страшного. Некрасов — он такой. А вот Пушкин этот — я не ожидал даже, что он будет так хорошо подыгрывать. Я его видел-то всего пару раз, мне понравилось. Артист. Ишь, как держится — барин барином.
— Пушкин — просто трепло, — недовольно сказал Олег. — А вот Некрасов что-то не туда гнет. И Люська, по-моему, слегка растерялась.
— Ничего особенного, — повторил Демичев.
Сверкнула зигзагом молния, дождь перешел в настоящий водопад. Стало душно, и Демичев включил кондиционер.
НЕКРАСОВ… среди ведущих провидцев выделяется американец Ховард Канстлер. Пессимисты в этой области либо склонны верить, что все будет плохо, но обойдется, либо считать, что, когда закончится нефть, настанет конец света, либо, в крайнем случае, конец цивилизации. Канстлер не принадлежит ни к тем, ни к другим, хотя, конечно, иногда склоняется к мнению последних, то есть, допускает и такой вариант развития событий. Пишет он очень хорошо, очень емко. На русский язык он до сих пор не переведен, поскольку корпорации, занятые книгопечатанием, предпочитают переводить зверезнаковые ведьминские сказки и навязывать их населению, обклеивая рекламой стены и засоряя эфир. У себя в Америке Канстлер известен лишь маргинально — по этой же причине. Тем не менее, следует сказать, что он допускает ту же ошибку, что и все сегодняшние пророки, произведшие подсчеты и вычислившие именно конец цивилизации. Отец Михаил сегодня отсутствует, поэтому скажу за него — когда именно настанет конец цивилизации, знать никому не дано. Любой человек, решивший, что понял замысел Создателя и разглядел его расчеты, заблуждается по определению.
ЛЮДМИЛА (улыбаясь). Странно слышать такие вещи от экономиста.
НЕКРАСОВ. Напоминаю вам, я не экономист, я — законник, интересующийся экономикой в свободное от основных занятий время. По Канстлеру, следует ожидать, в частности, стремительного сокращения площади городов по всему миру. Нефть помогла человечеству насильственным путем преодолеть связь с природой. Некоторые понятия забылись или смешались. По окончании нефтяной эпохи понятия эти будут задействованы снова. Например, представителям городских профессий следует жить в городе, а представителям деревенских — в деревне. Городу не положено иметь больше миллиона населения — поскольку города большего размера невозможно прокормить, не прибегая к помощи индустриальных перевозочных средств. Городам не положено находится в местах, где без помощи нефти можно худо-бедно едва прокормить два поселка. Экстремальный север, или экстремальный юг — пещаные и ледяные пустыни — опустеют. Города будут кормиться в основном от окрестных ферм. И так далее. В расчеты Канстлера вкралась досадная ошибка, и он ее последние десять лет натужно игнорирует. Дело в том, что основные мощности поддержки цивилизации получают энергию вовсе не от нефти.
ЛЮДМИЛА. А от чего же?
НЕКРАСОВ. Здесь необходимо объяснить различие между американской и русской экономикой. Основной двигатель американского стиля существования, как ни странно — электричество. Доля нефти в производстве электричества в Америке составляет двадцать процентов. Остальные восемьдесят приходятся на уголь, природный газ, воду в плотинах, и ветряки. Солнечные батареи учитывать глупо — общий их вклад в производство электричества слишком мал, и лучше они не станут — слишком дорогое и слишком капризное производство. Две трети нефти, потребляемой в Америке, сжигается в моторах. Огромная часть оставшейся трети идет на обслуживание этого сжигания — на поддержание дорог в презентабельном виде, на доставку горючего, на регулирование движения, на постройку агрегатов — тех самых автомобилей, на обслуживание их же, и на небывалого размаха бюрократию, так или иначе связанную с производством и поддержкой частных автомобилей. Пестициды, медикаменты, и пластмасса, получаемые из нефти, не составляют даже двух процентов американского потребления. Поэтому, когда добыча нефти перестанет окупать сама себя, то есть, для того, чтобы достать из-под земли баррель нефти, нужно будет потратить баррель нефти, в Америке закроется весь сектор частного автомобилевождения, цена на пригородные и загородные дома упадет до нуля, и, возможно временно, закроется гражданское воздухоплавание — вплоть до того момента, когда самолетные компании начнут выпускать дирижабли, годные для полетов через Атлантику. Это, безусловно, вызовет какие-то волнения, будет очень много недовольных, прогорит несметное количество банков, страна может сползти в банкротство — но это не конец света. Да и необходимость строить железные дороги даст Америке возможность выпутаться из кризиса. Остальное останется, как есть. Для
