И Ниав нежная была моей женой;
А нынче мне осталось под луной
Лишь то, что ненавижу навсегда:
Пост и молитва.
Св. Патрик.
Продолжай.
Ойсин.
Да, да,
Мне суждено прожить остаток дней,
Скитаясь в мире смертных меж теней,
И двери в Рай не распахнутся мне.
Однажды я стоял у волн прибоя,
И пена, погрузившись в забытье,
Несла к земле разбитое копье
Того, кто не вернулся с поля боя.
Я взял его, и, видя пятна крови
На древке переломленном, рыдал
И фениев забытых вспоминал,
Как выступали мы на бой суровый,
И к торжеству, и к гибели готовы…
И Ниав юная неслышно подошла.
Не зная, что могло со мной случиться,
Она меня по имени звала,
Дрожала, как испуганная птица.
Мы поняли: былого не вернуть.
Коня мы разыскали на поляне
И оседлали, приготовясь в путь.
Я услыхал: “Его глаза туманит
Вся скорбь земли, все горести людские”.
И вновь открылись нам пути морские,
И вновь неслись копыта скакуна
По пурпурным мерцающим волнам,
Закатом золотым озарены.
Бессмертные остались вдалеке
Бродить в лесах, как призраки, как сны,
И танцевать, как тени, на песке,
Рука в руке гулять по склонам гор
Иль грезить, глядя на морской простор;
И лица, словно сумрачные звезды,
Окутывать прозрачной дымкой сна;
И устремлять дремотный взор туманный
На солнце в одеянии шафранном,
Садящееся в воды океана;
И петь беспечно; словно капли меда,
Лились слова прощальные вдали,
И размывали пурпурные воды
Границы очарованной земли.
“Старик огонь пытается раздуть,
Он в доме сына, брата или друга
Зажился; не пора ли в дальний путь?
Его заботы шепчутся друг с другом;
Он слышит, как метель гудит в трубе,
Склоняется к огню и весь трясется,
Но грезит о победах и борьбе
И помнит лай собак и блики солнца.
А мы средь рощ зеленых и полей
Не думаем о будущем в тревоге,
Ведь мы пребудем вечно на земле,
Живые, нестареющие боги.
Зайчонок подрастает средь игры,
Любуясь жизнью дивно-изобильной,
Но прежде, чем возьмет ее дары,
Уже хромает, старый и бессильный.
И стаи птиц азийских на ветвях,
Как яркие крылатые тюльпаны,
И гребни пенные в бушующих морях,
Поющие о тайнах океана,
Обречены шепнуть: “Несправедливо”;
И зимородок станет горсткой пыли,
И на песке волна умрет с отливом,
И люди упокоятся в могиле.
А нам роса любви туманит очи
До той поры, покуда Бог дохнёт
На звезды, и, покинув небосвод,
Луна увянет бледной розой ночи”.
«Эта поэма основана на средневековых ирландских диалогах между святым Патриком и Ойсином и на одной гаэльской поэме прошлого века [1]. Описанные в ней события […], как предполагается, относятся не к какой-либо конкретной эпохе, а к некоему неопределенному периоду, составленному из множества различных эпох, в котором разворачивается действие народных сказаний. Именно поэтому средневековые элементы здесь перемешаны с древними, как, собственно, и в поздних сказаниях о фениях. В гаэльских поэмах Ойсин посещает всего один остров, но в предании из “Silva Gadelica”[2] описывается “четыре рая”: северный остров, западный остров, южный остров и Адамов рай на востоке» (1912 г.).
[1] Гаэльская поэма прошлого века – поэма Майкла Комина (см. комментарий к стихотворению «Он скорбит о перемене…»). Диалоги между святым Патриком и Ойсином Йейтс мог найти в ряде различных источников.
[2] Имеется в виду «Приключение Тейге, сына Киана», опубликованное ирландским ученым Стэндишем о’Грейди (1832-1915) в сборнике «Silva Gadelica» в 1896 году, лишь через три года после выхода в свет «Странствий Ойсина».
