големчики, поддерживая раненых собратьев: авангард, готовый в случае чего первым вступить в бой.
— Бего-о-ом марш!!!
На бегу доктор оглянулся. Город за спиной вспучивался стройками и ремонтами, асфальт, трескаясь, проседал, здания отращивали мансарды и гроздья гаражей, спеша перекрыть проход траншеями, латая рану швами водопроводных и газовых труб, отрезая собственных наемников, которые в увлечении погони чуть не превратились из ловчих в беглецов; и рев за спиной стал глуше, отступив, но не исчезнув до конца.
Новая нотка пробилась в реве.
— Лю-ю-юди! Где вы все?! Лю-ю-юди! Отзовитесь! Я хочу остаться с вами! Я не хочу назад! Лю-ю- юди-и-и!..
Механический, словно из репродуктора, голос усилился, возникая отовсюду. Ударил, дрогнул, откатился назад и затих в отдалении.
— Кажется, у него получилось…
— Разлом! Я вижу разлом!
— Не отставать! Подтянись!..
Есть ли у меня жетоны, думал доктор. Наличие жетонов казалось очень важным. Он был уверен в этом.
Есть!
— Вот, возьмите… У меня много. На всех хватит!
— Спасибо…
— Вот еще… карточка!
— От лица службы выношу вам благодарность!
Турникет. Эскалатор. На платформе — вожделенная пустота. Поезд ждет у перрона, нервно распахнув двери и приплясывая на рельсах.
— Скорее!
— Я успею, успею!..
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…
Названия станции он не расслышал. Поезд рванул с места в карьер, так что пассажиры едва успели схватиться за поручни. Состав мгновенно набрал скорость. Наконец восстановив равновесие, доктор с любопытством оглядел вагон. Все его спутники были здесь. Но доктор смотрел не на них, стоящих. А на тех, кто занимал сиденья в вагоне.
Манекены. Голые манекены с едва намеченными лицами блестели розовым пластиком. Сколько работы! Сколько любимой работы, которую предстоит сделать. Теперь у него будет на это время. У него будет много времени…
Состав ощутимо тряхнуло на стыке. Свет в вагоне мигнул, погас, вновь вспыхнул, неуверенно мерцая. Навалилась волна дурноты.
— Держитесь, доктор!
— Держитесь!
— Осталось совсем чуть-чуть…
— Граждане пассажиры, просим сохранять спокойствие…
Отпустило. Тяжесть в груди исчезла, сердце забилось ровнее, и вместе с пульсом ровнее пошел поезд. В глазах посветлело — лампы вспыхнули в полный накал.
— Ура!
— Прорвались!..
— Конечная станция. Граждане пассажиры, просьба освободить вагоны…
Двери с шипением разошлись, и доктор, не чувствуя под собой ног, шагнул на освещенный перрон.
— Приехали?
— Да.
— Домой?
Эскалатор двигался очень медленно, словно огромное, благожелательное существо бережно несло доктора на ладони к выходу. Спиной он чувствовал, как рассредоточиваются на ступеньках его спутники. Дальше. Еще дальше друг от друга. Разделяясь прядями волос под гребнем. Вместо кулака — пальцы. Время и место, когда необходимо быть вместе, исчезли; подступало время и место одиночества, ибо ты всегда одинок. В этом залог твоего настоящего существования. Доктор поморщился, отгоняя глупые, шаблонные, тамошние мысли. Надо учиться думать по-другому. Надо учиться не думать.
Внизу, в тишине платформы, до сих пор ждал поезд. Медля уехать, скрыться в тоннеле. Жарко зевала распахнутая пасть вагона. Десятка три манекенов приглашали доктора вернуться. И доктор чувствовал: останься он в метро, Поездец примет его с благосклонностью, ибо они никогда не встретятся лицом к лицу. Впрочем, можно быть уверенным: в каждом из вагонов доктор найдет сухие румяна и «тоналку», крепэ и монтюры для париков, гумоз, поролон и марлю для толщинок. Манекены звали к себе, ни в коем случае не настаивая и не торопя. Вернуться? Или вернуться по-настоящему: спуститься на платформу, сесть в вагон и отрицательно помотать головой? Дав знак Поездецу: отвези обратно.
Отвезет.
Без сопротивления и уговоров.
Эскалатор кончился. По-прежнему не оборачиваясь, доктор прошел к стеклянным дверям, толкнул их, оказавшись в подземном переходе. Бетон, пустые лотки, где сквозняк торговал шепотом; снова лестница. Вверх, вверх. Город был пуст, как лотки в переходе. Кинотеатр, кафе. Магазин подержанной одежды, переговорный пункт, ателье. Пустые, пустые, пустые… Наконец-то. Доктор потянулся и взял из доверчивой пустоты — взгляд. Сделанный из пластика, взгляд безучастно лежал на ладони, насквозь в пыли и скуке. Не задумываясь, что он делает, доктор принялся разминать взгляд в пальцах. 'Гусиные лапки' в уголках глаз: от частого смеха. Горстка искр. Затененность густых, чуть седеющих бровей. Понимание. Усталость. Тени: мудрые, темные. Пальцы двигались ловко и умело. Все, пора отпускать на волю.
Взгляд, подхваченный ветром, взлетел в осень.
Поплыл вдоль улицы, заново осматривая дома и деревья, привыкая к самому себе — старому, новому.
Доктор засмеялся. Они ждали его, только его, его, и больше никого, надеясь, что однажды он придет, потянется и возьмет их для изменения. Воздух кишел ими: улыбки, ухмылки, взгляды, морщины, трепет ноздрей, сонные веки, похожие на створки раковин, кроличий прикус, румянец щек, локон у виска, желваки на скулах. Печаль, радость. Озабоченность. Мертвый пластик, ждущий тепла прикосновения.
Психоз, готовый обернуться прозрением.
Это был его город.
Обернувшись, доктор перестал смеяться. Далеко, выйдя с противоположной стороны перехода, возле решетчатой ограды какого-то учреждения стояли Пациент, Бабка, Старшина… Маленькие, нахохлившиеся. С трудом выдерживая присутствие каждого рядом с собой, — и все-таки не торопясь разойтись. Сейчас они двинутся в разные стороны, но между настоящим «сейчас» и тем «сейчас», которое случится вот-вот, лежала пропасть.
А над головами людей солнце с луной играли в «квача».
Шорох подошв отвлек доктора. Рядом с ним, тихонько выйдя из подворотни, маленький старик увлеченно писал на стене мелом. Время от времени вытирая измазанные руки прямо о куртку. Надумав подойти, доктор вдруг почувствовал нежелание. Сближаться со стариком было… противоестественно, что ли? Он просто вгляделся в граффити, оставаясь на месте.
Старею.
Учусь.
Вспоминать.
Прежде чем вернуться в свою подворотню, старик внимательно посмотрел на доктора. На взгляд, до сих пор летящий вдоль улицы. Пожевал сухими губами.
— Доктор, — сказал старик, уходя.
И доктор понял, что Называла его назвал.
Но глубоко внизу, на сонной платформе, поезд с манекенами все еще ждал окончательного
