Что за человек был Николай Второй — понятно из истории с Матильдой Кшесинской. Великая балерина, единственная в мире, умевшая делать тридцать два оборота fouettйe, в жизни была худенькая, небольшого роста, не очень красивая польская женщина, безгранично добрая, но тщеславная. Весь театр ее ненавидел, а она ко всем подлизывалась, как умела, и делала подарки. Ничего не помогало.
Некоторое время, по науськиванию, кажется, царской семьи, будущий царь без особого энтузиазма состоял ее любовником. Она очень хотела выйти за него замуж, но врожденная посредственность Николая не позволила ему понять, с кем он, собственно говоря, спит. Величие Кшесинской, которую он неоднократно видел в театре на выступлении, совершенно его не впечатляло, а жениться он мечтал на такой же посредственности, какою был сам — на Аликс, англичанке датско-королевского происхождения, большого росту, с гемофилией в роду. И, действительно женившись на ней, Кшесинскую бросил после ненужной, долгой лекции у нее на квартире по поводу того, у кого какие в жизни стезя и предназначение.
Впоследствии Кшесинская все-таки породнилась с Романовыми — уже после отречений и огорчений, в Париже. Читала в газетах об аресте и расстреле Николая с семьей. И прожила еще очень долго, скончавшись в 1970-м году в возрасте 99-и лет.
Наследник Николая болел гемофилией, и в помощь ему англо-датчанка, обожавшая все русское, пригласила ко двору сибирское чудо-юдо по имени Гришка Распутин. Вудроу Уилсон старательно выговаривал, «Greesh… kah… Rahs… pew… tin». Европу Распутин шокировал. Просвещенная Россия, родина мыслителей, единственная в прошлом веке сверхдержава, и вдруг — на тебе. Сидит Григорий в какой-то робе, в бороде яичница застряла, патлы на прямой пробор, лапает блистательных дам. Толстой, правда, тоже в робе ходил и дам лапал — но не одновременно. И все-таки. Может, Распутин пишет новую «Анну Каренину»? Оказалось, что он не только писать, но и говорить толком не умеет. Возможно, это импонировало Аликс — она тоже не очень умела. Не по-русски, а вообще. Нескладно у нее получалось. В общем, послы стали сторониться двора, а война пришлась Николаю очень кстати — он надевал мундир и уезжал на фронт от всех своих кошмаров, от дочерей, томящихся от скуки, от больного сына, от Аликс с мигренями, и от Гришки с яичницей в бороде. Уезжал командовать, хотя связисты были у всех генералов и с любым из них, генералов, можно было связаться по телефону. Но Николай оправдывался тем, что видом своим в мундире и при усах вдохновляет пехоту. Продукты уходили на фронт, в столице начались нехватки, и как-то в феврале все партии одновременно собрались и, опрокинув охрану, принесли Николаю на подпись отречение от престола. Оказалось, его нет дома. Послали на фронт. А потом, по его прибытии, посадили под домашний арест. То есть, сначала посватали его в Англию, и король хотел было кузена принять, но, возможно, вмешался Уинстон Черчилль.
Партии организовали Думу и по всей территории империи началась чудовищная, неслыханная экспроприация имущества. Она не была еще узаконена, но это было не важно.
Всей оппозиции объявили амнистию, все революционеры вернулись из ссылок и эмиграции и сразу заняли места в Советах, а также квартиры и особняки в городе, ибо каждая партия должна же иметь штаб.
А почему, кстати говоря? Что за экспроприация вдруг?
Вот, к примеру, в Америке тоже была, типа, революция, и тоже власть взяли те, кто уже частично ее имел выборным путем. И тоже были всякие разные лоялисты — половина населения! — и у них тоже были особняки и средства. Я не говорю, что обошлось в Америке без грабежа и кровопролития. И такое было. Всякое было. Но далеко не повсеместно. И в дальнейшем те же лоялисты продолжали жить в своих имениях, и экспроприировать эти имения указом свыше никому бы и в голову не пришло. А в аналогичном положении в России частную собственность никто и не думал защищать. И спешащая на вокзал, чтобы убежать от кошмара этого, тоненькая, маленькая, уже сорокапятилетняя Матильда Кшесинская не удержалась — прошла мимо отобранного у нее городского особняка. В котором расположился штаб большевиков и меньшевиков. И увидела, как по саду, куря папиросу, ходит Александра Коллонтай — в ее, Кшесинской, шубе, накинутой на плечи небрежно. Цок, цок — застучали по тротуару каблуки великой балерины. На вокзал. В Париж.
Почему?
Потому, что англосаксы чтят законы… или там, не знаю, уважают частную собственность…
Да, как же. Да и какие законы во время Войны за Независимость? Законы потом писали, новые.
А потому, что Война за Независимость в Америке происходила в семидесятые годы восемнадцатого века. Голодающему с войском в Валли Фордже генералу Вашингтону и в голову бы не пришло пойти и взять деньги, продовольствие, продукты у каких-нибудь местных землевладельцев, осведомившись предварительно, кто из них лоялист. Генерал требовал денег от Конгресса — и только. И поступал так не только он, но большинство его подчиненных. Поскольку сказано:
«Thou shalt not covet thy neighbour's house, thou shalt not covet thy neighbour's wife, nor his manservant, nor his maidservant, nor his ox, nor his ass, nor any thing that is thy neighbour's». Что в переводе с церковнославянского означает «Не пожелай дома ближнего твоего, не пожелай жены ближнего твоего, ни слуги его, ни служанки его, ни вола его, ни осла его, и ничего из того, что принадлежит ближнему твоему».
Сказано было навеки, но в начале двадцатого века прогрессивные люди свято верили, что это все сказки поповские, наивный фольклор, неприменимый к ситуации, а на самом деле все произошли от обезьяны, а выживают приспосабливающиеся путем естественного отбора. Это называлось естествознание.
Сформировалось Временное Правительство и после долгих дебатов и апрельских тезисов главой его выбран был уроженец города Симбирска. Был ли он честен, порядочен, или умен — судить трудно. Неплохо образован — да, наивен — совершенно точно. Возможно, начитался проповедей Толстого о святости простого народа, не знаю. И, будучи человеком с принципами, посчитал нужным
а) держать данное союзникам слово, а именно — вести войну до победного конца
б) рассказать об этой своей идее широким массам.
Широкие массы, ратовавшие в свое время за помощь братьям-славянам в Сербии, за давание нехорошим немцам по башке, и прочая, и прочая, не оценили поступок Александра Керенского по достоинству. В образовании премьера обнаружился серьезный пробел. А именно, те, кто его учил уму-разуму и латыни, забыли объяснить ему заодно, что
— найдется всегда кто-нибудь, кто попытается списать голод, экономическую неразбериху и прочее на войну, даже если война эта ведется где-то не очень близко. Мол, все продовольствие и одежду отправили на фронт. Поскольку солдаты едят больше гражданских и быстрее снашивают одежду, не так ли.
— бывают честные и порядочные индивидуумы, но собственно народ всегда беспринципен и продаст кого угодно кому угодно с потрохами, лишь бы была возможность патриотически гордиться собою, жрать от пуза, и не ходить в виноватых.
И когда обе фракции Социал-Демократической Рабочей Парии сорвали выборы и узурпировали власть, народ не возражал. Тем более, что СДРП обещала ему капитуляцию, землю, воду, хлеб, и луну с неба, а народ не менее глуп, чем продажен, и всему поверил.
Занявши власть, СДРП действительно подписала капитуляцию и объявила роспуск Империи, оставив Украину (в частности) на произвол судьбы до поры до времени. О Польше и говорить нечего. Русские части, стоявшие на Украине, слегка растерялись. Немецкие части, стоявшие там же, сперва ничего толком даже не поняли.
И тогда некоторые украинцы решили взять дело в свои руки.
Некто Симон Петлюра, член одной из революционных партий и редактор революционной газеты «Слово», объявил Украину независимой а себя ее премьером. Совершенно неожиданно к нему присоединилось много лиц с персональным оружием на руках. И война, приостановившаяся было на территории Украины, снова пришла в действие.
Петлюра воевал со всеми подряд — с немцами, с большевиками, с белыми, со ставленником кайзера гетманом Скоропадским. И, удивительное дело, добивался успехов и даже занял Киев!
Уже после ухода с территорий немцев, которых подвела собственная революционнообразная драка внутри Германии, большевики, гнавшие белых все дальше на юг, заодно выбили из Киева Петлюру. Он бежал с оставшимся войском в Польшу, заключил с новым польским правительством союз, обещал ему
