стаи.
– Если помните, я уже стал вожаком, с вашего благословения. Вы об этом сожалеете?
– Боже милосердный, нет! Мне бы ни за что не удалось добиться того, что свершили вы. Однако я сомневаюсь, что катастрофа, чуть было не случившаяся по моей вине, была единственной. В Уичито тоже что-то произошло, а я, если мне не изменяет память, никогда не был в тех краях и не был знаком ни с кем из тех, кто имел к этому отношение.
– Ну а те люди тоже ни с кем не были знакомы. Им был известен лишь код, дающий выход на телефон- автоответчик в Амстердаме, который уже давно покоится на дне канала.
– Запутанные лабиринты бюрократии, – вынужден был согласиться сын Пастушонка. – Вы действительно гений, Ян ван дер Меер, но вы упускаете кое-что, точнее, кое-кого.
Швырнув трубку на аппарат, Гуидероне с недовольством отметил, что самолет сильно тряхнуло в воздушной яме, и несколько капель коллекционного вина пролилось из бокала на стол.
Сэр Джеффри Уэйтерс расписался за совершенно секретный конверт, который сотрудник МИ-5 доставил ему на дом в Кенсингтон. Возвращаясь по узкому коридору в обеденный зал, где его ждал завтрак, он попытался вскрыть конверт. Гвинет, его жена, седовласая женщина с изящными чертами лица и большими умными карими глазами, оторвалась от утреннего номера «Таймс».
– Депеша в такой час, Джеффри? Неужели нельзя было подождать, пока ты не приедешь на работу?
– Не знаю, Гвин. Я сам удивлен не меньше твоего.
– Открывай же.
– Пытаюсь, но эти черные шнурки можно разрезать только ножом.
– Возьми нож.
– Да, наверное. Спасибо за то, что попросила кухарку приготовить мне яичницу с ветчиной.
– Ну, последние несколько недель тебе приходится постоянно много работать. Уж лучше выпускать тебя из дома с полным желудком.
– Ценю твою заботу, – сказал глава МИ-5. Разрезав шнурок, он распечатал большой конверт из плотной бумаги и, ознакомившись с содержанием документа, рухнул в кресло. – О, господи!
– Это что-нибудь такое, о чем мне позволено знать? – спросила Гвинет Уэйтерс. – Или это должно оставаться для меня тайной?
– Да нет, это касается тебя напрямую! Твой брат Клайв…
– Ах да, дорогой Клайви. В последнее время дела у него пошли хорошо, не так ли?
– Возможно, слишком хорошо, дорогая. Он вошел в совет директоров нового консорциума «Скай Уэйверли».
– Да, знаю, Клайв звонил мне на прошлой неделе. Насколько я понимаю, оклад у него будет весьма неплохой.
– Вполне вероятно, твой брат, Гвин, впутался в грязную историю. В настоящее время «Скай Уэйверли» находится в центре расследования, причины которого я с тобой обсуждать не могу – опять же, заботясь о тебе.
– Да, мы уже проходили через это, Джефф, но, в конце концов, речь ведь идет о моем
– Дорогая, будем откровенны друг с другом. Клайв мне нравится; он неплохой парень, обаяшка с замечательным чувством юмора, но, полагаю, ты согласишься со мной, что его едва ли можно считать одним из лучших лондонских юристов.
– Ну да, у него есть свои недостатки.
– Он переходил из одной фирмы в другую и так нигде и не поднялся до того, чтобы стать полноправным партнером, – продолжал Уэйтерс. – Причем, как правило, на работу его брали только за
– Клайв – порядочный человек, – прервала мужа Гвинет. – С рождения перед ним были поставлены слишком высокие стандарты, подняться до которых он не смог. Но разве это преступление?
– Разумеется, нет, но почему его пригласили из захудалой юридической фирмы, где он был на второстепенных ролях, в совет директоров «Скай Уэйверли»?
– Понятия не имею, но я сегодня же утром ему позвоню и спрошу об этом.
– Вот это как раз то, чего тебе ни в коем случае делать нельзя, – мягко, но решительно остановил жену Уэйтерс. – Предоставь это мне, Гвин. На мой взгляд, твоего брата бессовестно использовали. Позволь мне разобраться во всем.
– Но ты ведь не сделаешь Клайву плохо, правда?
– Не сделаю, если только он сам себе уже не навредил. Обещаю… Поблагодари кухарку от моего имени, но времени на завтрак у меня нет. – Поднявшись из-за стола, Джеффри Уэйтерс быстро направился к двери.
Двадцатиминутная поездка от дома до работы прошла для главы британской разведки в болезненных размышлениях, причиной которых были Клайв Бентли-Смит и то, что вопреки суровой действительности думала о своем брате жена Уэйтерса. Самому сэру Джеффри шурин действительно нравился: обаятельный человек с быстрым, хотя и неглубоким умом и щедрой натурой, настолько щедрой, что это можно было считать его главным недостатком.
Он был родом из состоятельной семьи потомственных юристов и адвокатов, чьи заслуги на поприще служения закону уходили в такое глубокое прошлое, что кое-кто утверждал, будто они участвовали в составлении Великой хартии вольностей[74] – за определенную плату; в то время как другие заявляли, что слова «перебьем всех стряпчих» в своей исторической хронике «Король Генрих VI» Шекспир написал, имея в виду предков Бентли-Смитов. Клайв беззаботно плыл по жизни; его приглашали на всевозможные светские мероприятия, куда он не приносил ничего, кроме своего обаяния. Как это ни странно, он стал преданным супругом жене, которая ни в грош не ставила святость брака. Поговаривали, хотя и вполголоса, что ей приходилось спать в постелях самых состоятельных мужчин Англии, Шотландии, Нидерландов и Парижа. В определенных кругах шутили, что если Клайв когда-нибудь все же узнает правду, он скорее всего тотчас же простит жену и спросит, приятно ли она провела время.
Джеффри Уэйтерс был в курсе всей этой грязи, хотя никогда не делился ей со своей женой, ибо та навсегда оставалась старшей сестрой, оберегавшей своего младшего брата вплоть до, как говорилось в пословице, воздвижения баррикад. Расстраивать ее напрасно было незачем. Но в этом уравнении была и другая сторона, и глава МИ-5 понимал, что ему необходимо тщательно ее изучить, проанализировать и, исходя из результатов, начать действовать. У него из мыслей не выходила французская пословица «Cherchez la femme».[75]
– Джеффри, извини за то, что счел необходимым срочно прислать тебе эту информацию, – встретил его генеральный директор МИ-5. – Но мне показалось, ты захочешь рассказать об этом своей жене.
– Я открыл ей самый минимум – и я нисколько не преувеличиваю. Есть много такого, чего Гвинет не знает о своем брате, и я не хочу ее расстраивать. Я сам приму необходимые меры. Больше никакого прогресса не наметилось?
– Есть еще кое-какие зацепки, старина, но пока что ничего определенного, – ответил начальник Уэйтерса, седовласый дородный мужчина лет шестидесяти с небольшим. – Во-первых, на Флит-стрит[76] ходят разговоры о грядущем, скажем так, объединении.
– Снова проделки Мердока?[77]
