хлопотливые дни. Обе огромные чичакские армии соединились в Беннете, и вокруг озера расположились, должно быть, около тридцати тысяч человек. Ночь пылала бесчисленными кострами, день наполнялся жужжанием суетливой работы. Всюду раздавался грохот молота и визг пилы, всюду виднелись люди, с лихорадочной поспешностью мастерившие свои лодки. Много было прекрасных лодок, но еще больше корявых, сколоченных на скорую руку, любительских произведений. Некоторые из них имели форму упаковочного ящика и немалое число напоминало гробы. Все, что могло плыть и не пропускало воду, называлось «лодкой». О, как приятно было думать, что отныне нас понесет к цели быстрое, чистое течение. Не будет больше по колено замороженного наста, гниющего лошадиного мяса под ногами, слепящих вихрей и убийственных снежных заносов. Теперь синее небо осенит нас, ласковый ветерок обвеет нас, горячее солнце заключит нас в свои объятия. Конец жестоким заморозкам, зловещим зорям, тяжкому напряжению души и тела. Холмы оденутся изумрудной зеленью, дикий крокус будет радовать наш глаз, длинные ночи запылают закатами сказочного великолепия. Неудивительно, что в упоении переменой мы ликовали и трудились над своими лодками с переполненным сердцем. Впереди неотступно сверкал Золотой Магнит, вызывая в нас раздражение и злобу против крепкого льда, задерживавшего движение вперед. Дни стояли солнечные, и неистовая рать не спускала беспокойных глаз с тающего льда. Местами он был уже разрыхлен как медовые соты, местами разъедены и расщеплен на серебристые стрелы. То тут, то там он вздувался и раскалывался поперек, открывая зияющие щели. Потом он вновь внезапно оседал. На поверхности появлялись полосы воды и зеленоватые полыньи, слабо подмерзавшие за ночь. Огромными пылающими красными буквами озеро говорило об опасности. Оно готово было вскрыться и представляло сейчас смертельную западню; тем не менее смельчаки отправлялись через него, чтобы приблизиться к Золотой Цели. Много отчаянных игроков проиграли в этой игре, рассчитанной на слепое счастье. Много безрассудных так и не достигли берега. Никто никогда не узнает, сколько жертв поглотили эти черные бездонные воды. Это профессор открыл нам глаза на опасность переправы через озеро. Он не соглашался с банковским клерком насчет благоразумия отсрочки. Профессор утверждал, что опасности нет. Лед имеет четыре фута глубины. Обходите слабые места, и вы пройдете вполне благополучно. Он суетился, раздражался, доказывал и кричал. Они теряли драгоценное время ― время, от которого мог зависеть успех или неудача. Необходимо было опередить толпу. Он, по крайней мере, не трус; он все поставил на это путешествие. Он изучал записки полярных исследователей. Он надеется, что не одурачен, подобно другим. Если некоторые люди настолько трусливы, чтобы остаться ждать, ― он пойдет один.
Это кончилось тем, что в одно пасмурное утро он взял свою часть припасов и ушел один. Банковский клерк рассказывал, плача: «Бедный старина Понсбери. Несмотря на ругательства, которыми мы обменялись, мы все же расстались лучшими друзьями; мы пожали друг другу руки, и я пожелал ему удачи. Я видел, как он кружился и изворачивался между белыми и черными пластами льда. Долго я следил за ним со стесненным сердцем, но он, казалось, продвигался благополучно, и я начинал думать, что он был прав, и бранить себя дураком. Он уже сделался совсем маленьким вдали, когда вдруг исчез из моих глаз. Ни салазок, ни Понсбери не было. Бедный старый товарищ». Многие расставались таким образом на берегах Беннетского озера. Люди, пустившиеся в дорогу преданными друзьями, заканчивали ее врагами на всю жизнь. Характеры заострялись, сталкиваясь со злобой. Едва ли можно было винить их за это. Они не понимали того, что путь отнимал у человека все его благородство, терпение, снисходительность. Слабая человеческая природа немилосердно испытывалась и насиловалась, и самые любящие друзья превращались навеки в самых смертельных врагов.
Одним из примеров были близнецы:
― Послушай-ка, ― сказал мне как-то Блудный Сын, ― тебе следовало бы поглядеть на Ромула и Рома. Они дерутся, как кошка с собакой. Кажется, они порядком перессорились дорогой. Ты знаешь, как путь вызывает разлитие желчи в человеке, а они оба горячи, как Гадес. И вот, после одного особенно бурного вечера оба поклялись, что как только доберутся до Беннета, разделят имущество и пойдут каждый своей дорогой, совершенно самостоятельно. Тем не менее они кое-как помирились, когда добрались сюда и принялись за свою лодку. Теперь они, кажется, рассорились сильней, чем когда-либо. Ромул честит Рома и vice versa. Они выкапывают старые обиды детских дней и в результате снова порешили разделить свои припасы. Оба так взбешены, что готовы убить друг друга. Они собираются даже разрубить пополам лодку.
Эта была правда. Мы подошли, чтобы поглядеть на них. У обоих на лицах была жесткая решимость. Они пилили лодку пополам. Потом они все-таки кое-как наладили отношения и благополучно совершили переправу в Даусон. Лед шел быстро. Новые люди все прибывали с пути с потрясающими рассказами об ужасах. В Беннете царило возбуждение и кипучая деятельность. Тысячи неуклюжих лодок, плотов и плоскодонок ожидали спуска. Мелкие парусные суда начинали уже появляться из Линдемана, спускаясь по стремительному течению между двумя озерами. С места нашей стоянки мы следили за тем, как они проносились мимо. На пути их находились безобразные пороги и похожая на клык скала, о которую разбивалось много злополучных парусников.
Я не знаю более захватывающего зрелища, чем вид этих отважных аргонавтов, бросавшихся в водовороты, не зная, выйдут ли из них живыми. Взмах весла, несколько футов вправо или влево влекли за собой непоправимое несчастье. Бедные люди! Отчаяние, отражавшееся на их лицах, когда они, выбравшись на берег, промокшие насквозь, смотрели, как исчезали в яростной пене их драгоценные припасы, тронуло бы каменное сердце. Один из них как-то произнес с сердечной тоской:
― О, братцы, какой странный бог над нами!
Среди них был один человек, отправившийся через пролив в хорошей лодке с богатой экипировкой. Он протащил ее через всю тропу ценой бесконечного труда и утомления. Теперь сердце его было полно упований. Внезапно он очутился в водовороте. Потом перед ним выросла роковая скала. Его лицо помертвело от ужаса. Он прилагал неистовые усилия, стараясь миновать ее. Напрасно. Крах! Его хрупкая лодка разлетелась, как спичечная коробка. Но этот человек был мужествен. Он стиснул челюсти. Он еще раз проделал убийственный путь. Он закупил с большими издержками новое снаряжение и взял упаковщика, чтобы пронести его по дороге. Он сделал новую лодку и снова поплыл через узкий пролив. Лицо его было решительно и сурово. Внезапно, подобно железной Немезиде, перед ним вновь выросла зловещая скала. Он мужественно боролся, и снова течение как будто схватило его и бросило на этот убийственный клык. Снова он увидел, как с душу надрывающим трестом его запасы погрузились в бурлящую воду.
Сдался ли он? Нет. В третий раз он пробрался, усталый и истерзанный, через перевал. У него оставалось уже немного денег, и на это немногое он купил третью экипировку, жалкую трогательную тень двух прежних, но все же достаточную для отчаявшегося человека. Снова он переправил ее через путь, похожий теперь на сошествие в ад. Он добрался до реки и в третьей жалкой лодчонке снова поплыл через пролив. Перед ним были порывисто бурлящие пороги и безобразный клык скалы, окруженный обломками кораблекрушений. Еще мгновение, несколько футов, поворот весла ― и он благополучно миновал бы ее. Но нет. Скала, казалось, приворожила его, как глаза змеи привораживают птицу. Он смотрел на нее с ужасом, взглядом, полным смертельного страха и отчаяния, и затем в третий раз с ужасающим треском его хрупкая лодка была превращена в жалкие обломки. Теперь он был побежден. Он выбрался на берег и там, бросив последний взгляд на злобно рычащую воду и зубчатый силуэт зловещей скалы, всадил себе пулю в голову.
Лед растаял и вскрылся. Мы все готовились отплыть через несколько дней. Огромный лагерь был охвачен волнением. Все чувствовали необыкновенный подъем духа. Снова вперед, к Эльдорадо! Было около полуночи, но небо, на котором солнце только притаилось за гребнем гор, казалось светящимся зеленым морем, чарующе и странно гармонировавшим с унылой страной. В черном озере плескались волны, а скалистый высокий берег влево от меня казался мрачной твердыней теней. Я стоял один на берегу около нашей лодки в сумеречном свете и старался спокойно обдумать странные события, приключившиеся со мной. Очевидно, можно было еще найти немного романтики на этом старом свете, дав себе труд поискать ее. Вот я, загорелый, сильный, здоровый, прошедший через столько испытаний и стоявший на пороге новых приключений, которому между тем было предназначено прозябать на холмах Гленджайля, если бы не собственное закоренелое упорство. Могучая радость охватила меня, голос юности, честолюбия, стремление к победе. Я должен победить! Я вырву у молчаливого мрачного таинственного севера его сокровище, я должен победить! Молчаливо и задумчиво я смотрел на сияющее небо глазами, отуманенными грезами. Вдруг чья-то похожая на тень рука коснулась моего плеча. Я обернулся, сильно вздрогнув от
