приближались. Теперь кругом царила тишина. Солнце жгло нещадно, и длинные гряды унылых холмов дрожали в жарком мареве. Высокий чапарраль рвал на мне одежду и царапал лицо. Под ногами у меня были кактусы, столетники и убийственные espadas, длинные крепкие колючки которых пробивали ботинки, раздирая ноги в кровь, а под ними был песок и острые камни. Идти было невыносимо трудно. Огромные, застывшие в неподвижном воздухе силуэты испанского штыка, издали удивительно похожие на людские фигуры, четко вырисовывались на фоне неба. Я устало остановился среди них, когда поднялся на высокий холм, и оглянулся. Асиенда была уже так далеко, что казалась белым пятном в необъятных просторах пустыни. Тонкая полоска пыли двигалась от нее в сторону Пуэрты – colorados увозили своих убитых в Мапими.
И вдруг мое сердце бешено забилось. По долине тихо пробирался человек. На одной руке у него висело зеленое серапе, а голова была обвязана носовым платком, пропитанным запекшейся кровью. Espadas изодрали его босые ступни. Неожиданно заметив меня, он замер на месте, а потом поманил к себе пальцем. Я подошел к нему. Не говоря ни слова, он пошел обратно, я последовал за ним. Пройдя ярдов сто, он остановился и обернулся ко мне. На песке, задрав кверху закоченевшие ноги, лежала убитая лошадь, а возле нее – человек с распоротым ножом или саблей животом, вероятно Colorado, так как в его патронташе было еще много патронов. Человек с зеленым серапе вытащил из-за пояса кинжал, весь в крови, стал на колени и начал копать яму между espadas. А я стал таскать камни. Из ветки мескита мы сделали крест и похоронили убитого.
– Ты куда, companero? – спросил я.
– В горы, – ответил он. – А ты?
Я указал на север, где, по моим расчетам, находилось ранчо старого Терека.
– Пелайо – вон там, отсюда милях в двенадцати.
– А что такое Пелайо?
– Асиенда… Я думаю, там есть наши…
Мы попрощались и разошлись.
Много часов шел я, быстро пробегая через холмы, лавируя между беспощадными espadas, спускаясь и поднимаясь по крутым берегам высохших речек. Нигде не попадалось ни капли воды. Я давно уже ничего не ел и не пил. Было невыносимо жарко.
Часам к одиннадцати я обогнул горный отрог и увидел вдали небольшое серое пятно – то было ранчо Брукилья. Здесь проходила широкая дорога, пустыня была ровная и открытая. В миле от меня виднелась маленькая фигурка всадника. Мне показалось, что всадник заметил меня, – он остановился и долго смотрел в мою сторону. Я замер па месте. Скоро он поехал дальше, становясь все меньше и меньше, и наконец превратился в облачко пыли. На целью мили вокруг не было больше никаких признаков жизни. Я пригнулся и побежал по обочине дороги, чтобы не поднимать пыли. Примерно в миле на западе находилась Брукилья, скрытая рощицей гигантских деревьев аламо, окаймляющей берег ручья. Еще издали я заметил красное пятно на вершине небольшого холмика; подойдя ближе, я увидел, что это был старик Терека, глядевший на восток. Заметив меня, он побежал мне навстречу, ломая руки.
– Что случилось? Что случилось? Неужели правда, что colorados заняли Ла-Кадену?
Я вкратце рассказал ему, как было дело.
– А Лонгинос? – вскрикнул он, вцепляясь в мой локоть. – Вы видели Лонгиноса?
– Нет, – сказал я, – Companeros отступили в Санто-Доминго.
__ Вам нельзя оставаться здесь, – сказал старик, дрожа всем телом.
– Дайте мне воды, я с трудом могу говорить.
– Да, да, напейтесь, напейтесь. Вон там ручей. Colorados не должны застать вас здесь. – Старик обвел испуганным взглядом маленькое ранчо, которое он приобрел пеной такого тяжкого труда. – Они тогда всех нас перебьют.
В это время в дверях показалась старуха.
– Идите сюда, Хуан Рид! – закричала она. – Где мой сын? Почему он не пришел? Убит? Скажите мне правду!
– Нет, я думаю, им всем удалось спастись, – ответил я.
– А вы? Вы что-нибудь ели? Успели вы позавтракать?
– Я ничего не ел и не пил со вчерашнего вечера. И всю дорогу от Ла-Кадены я прошел пешком.
– Бедный мальчик! Бедный мальчик! – причитала старуха, обнимая меня. – Садись, я тебе сейчас что- нибудь приготовлю.
Старик Терека кусал губы, мучимый опасениями. Наконец чувство гостеприимства одержало верх.
– Мой дом к вашим услугам, – пробормотал он. – Но только спешите! Спешите! Вас не должны застать здесь. А я пойду на холм и буду следить, не поднимается ли пыль!
Я выпил несколько литров воды, съел яичницу из четырех яиц и порядочное количество сыру. Старик вернулся и принялся беспокойно шагать по комнате.
– Я отправил всех детей в Хараль-Гранже, – сказал он. – Мы узнали сегодня утром… Все здешние жители бежали в горы. Ну, вы готовы?
– Оставайся у нас, – сказала старуха. – Мы тебя спрячем от colorados, пока не вернется Лонгинос.
– Ты с ума сошла! – закричал муж. – Ему нельзя здесь оставаться. Вы готовы? Идемте!
Хромая, я побрел за ним через спаленное солнцем поле кукурузы.
– Теперь идите по этой тропинке вон через те поля и чапарраль. Выйдете на дорогу, которая ведет в Пелайо. До свидания, счастливого пути!
Мы пожали друг другу руки, и он, шлепая сандалиями, заковылял обратно по холму.
Я пересек огромную долину, поросшую мескитом в рост человека. Два раза я видел всадников – возможно, это были просто pacificos, но я не стал рисковать. За первой долиной лежала другая, длиной миль в семь. По сторонам высились огромные голые горы, а впереди маячила цепь белых, красных и желтых холмов. Прошло примерно четыре часа, прежде чем я обогнул эти холмы и увидел деревья аламо и низкие глинобитные стены асиенды дель Пелайо. Мои окровавленные ноги совсем одеревенели, спина невыносимо болела, перед глазами все плыло.
Как только я подошел к асиенде, меня окружили пеоны, внимательно слушая мой рассказ.
– Que carrai-i-i![56] – бормотали они. – Да разве возможно за один день дойти сюда из Ла-Кадены? Pobrecito![57]Ну и устал же ты, иди скорее есть. Сегодня ты будешь спать в постели.
– Мой дом к вашим услугам, – сказал дон Фелипе, кузнец. – Но скажите, уверены ли вы, что colorados сюда не придут? Последний раз, когда они были здесь, – он указал рукой на обгоревшие стены Каса- Гранде, – они убили четырех pacificos за то, что те отказались присоединиться к ним. – Он взял меня под руку. – Идем, amigo, тебе надо подкрепиться.
– Эх, если бы прежде можно было где-нибудь выкупаться!
При этих словах все кругом заулыбались, а дон Фелине повел меня за угол асиенды вдоль небольшого ручья, над которым свисали тенистые ивы, а берега были покрыты удивительно яркой зеленью. Вода вырывалась из-под высокой стены, над которой свисали искривленные ветви великана аламо. Мы вошли в калитку, н тут меня оставили.
Внутри почва круто поднималась вверх так же, как и выкрашенная в бледно-розовую краску стена. Посредине этого огороженного пространства находился небольшой бассейн с кристально чистой водой. Дно устилал белый песок. В дальнем конце бассейна со дна бил фонтан. Над поверхностью воды поднимался легкий пар. Вода была
В воде по шею стоял какой-то человек. На макушке у него был выбрит кружок.
– Сеньор, – спросил он, – вы католик?
– Нет.
– Слава богу, – сказал он быстро. – Мы, католики, часто бываем нетерпимы. Вы мексиканец?
– Нет, сеньор.
– Это очень хорошо, – он печально улыбнулся. – Я священник, и я испанец. Мне дали понять, что я лишний в этой прекрасной стране. Бог милостив, сеньор. Но в Испании он более милостив, чем в Мексике.
Я потихоньку начал опускаться в прозрачную теплую глубину. Боль, усталость, уныние сразу как рукой
