— Привет, что-то ты рано сегодня! — встретила его Вера.
— Да, сегодня у нас, кажется, затишье. Решил отдохнуть с семьёй. Что новенького?
— Ну что новенького может быть у одинокой беременной женщины в Морильске? — ответила Вера, стараясь, чтобы это звучало как можно печальнее. — Дом, покупки, работа. Тоска по мужу и по лету… Есть будешь?
Заняв мужа едой, Вера села напротив и стала с наблюдать за стремительным уничтожением её кулинарных изысков. Вначале ей казалось, что присутствие мужа, с аппетитом поглощающего ужин, постепенно улучшает ей настроение.
— А что у тебя на работе?
— Всё по плану… Операция развёртывается… Всё нормально.
Вера понимала, что большего Андрей сказать не сможет, спецслужбы есть спецслужбы, но решила всё же пойти в наступление.
— Андрюш, но я слышу это „нормально“ уже два месяца. За это время я успела забеременеть, постареть, найти от скуки себе новое занятие. А ты всё: „нормально“ и „нормально“, — она словила себя на мысли, что с его приходом настроение у неё не улучшается, а, скорее даже наоборот… — Мы же собирались в отпуск летом. Родители уже исстрадались совсем. Путёвку заранее тоже не можем купить из-за того, что точно не знаем, когда поедем. Ребёнку нашему нужен простор и свежий воздух. А тут кроме сернистого газа нету ничего. Даже на природу так и не выехали. А теперь зима уже начинается! И это четвёртого сентября…
Андрей, огорчённо слушал жену, наблюдая, как постепенно влажнеют у неё глаза. Он прекрасно её понимал, но что можно было сделать? Не рассказать же ей всю правду. Вот уже и финал операции не за горами. При нормальном раскладе, ещё пару-тройку недель и можно будет поехать, наконец, в отпуск. Забыть на два месяца обо всех делах, а то и попробовать осторожно пробить информацию по поводу перевода в Москву. Со Львом Самуилычем у них, вроде, нормальные доверительные отношения складываются (насколько они вообще могут быть доверительными в Организации). Ещё пуд соли не съели вместе, но вместе бок о бок раскручивали этого ПГ, чёрт бы его побрал, и на „ОВД“ вышли тоже, можно сказать, вместе. В общем, есть надежда, что после успешного завершения операции Самуилыч будет не против ходатайствовать о его переводе в Москву. Хорошие сотрудники там ведь тоже в цене! Но как сказать это Вере?
— Верочка, родная, — наконец выдавил он. — Ну потерпи ещё немножко. Работа у нас идёт нормально. Думаю, до конца месяца уже будем в отпуске. А там — сентябрь — самая красота. Фрукты дешёвые, бабье лето. Махнём, как собирались, в Грецию, на острова!
Но странное дело. Чем больше он говорил, тем больше она скисала. И в конце его монолога ревела уже взахлёб. Ни о каком ужине речи не шло, нужно было успокаивать благоверную. Андрей вышел из-за стола, подошёл к жене и обнял её. Никакие слова на ум не приходили, оставалось просто гладить её по голове и ждать. Так прошло несколько минут. Наконец к Вере вернулась способность говорить.
— Извини, Андрюшенька. Не знаю, что со мной. Не могу уже. Мне кажется, что мы уже никуда отсюда не уедем. Навсегда здесь останемся. И в Грецию никакую не попадём…
— Да что такое ты говоришь? Почему не попадём-то? Да это — просто твоя беременность. Гони от себя эти страхи и верь в лучшее. Обещаю тебе, что все силы приложу к тому, чтобы мы до конца сентября уехали в отпуск. Да и о переводе в Москву позабочусь. Если сейчас операцию закончим успешно, то на это вполне можно надеяться… Остаётся одно: чуть-чуть потерпеть.
Странно, но эти слова немного успокоили Веру. Она благодарно прижалась к мужу, и они ещё долго сидели на диване в темнеющей комнате, шёпотом обсуждая планы на будущее и вспоминая прошлое.
Глава 11
Подготовка акции шла полным ходом. Уже через четыре дня после вылазки к Модулю, то есть шестого сентября, Косик принёс кустарно собранное устройство НФК. Оно было спаяно на нескольких платах, которые для удобства были собраны в стареньком дипломате. Дополнительно имелась покрытая грязно- зелёным пластиком тарелка излучателя и аккумуляторы. Соединённые вместе жгутами проводов, скрученные изолентой, они представляли собой довольно жалкое зрелище. Но Косик уверял, что всё будет работать не хуже, чем у спецгрупп.
— Только с направленностью сигнала у такого излучателя плохо. Так что нас тоже будет немного зацеплять, — объяснял он. — Но, так как мы „чистые“, это не страшно.
Для того чтобы убедиться, что всё работает как нужно, решили проверить прибор в полевых условиях. Боря предлагал испробовать вечером во дворе, но Кос настоял, что надо уйти куда-нибудь подальше. В общем, решили, что лучше, чем окрестности Длинного озера, им не найти. Место довольно безлюдное, но при этом всегда можно найти собачников, выгуливающих своих питомцев в любую погоду.
А погода была, действительно, отвратительная. Не лучше, чем во время их прошлой вылазки, разве только чуть посуше. На этот раз в район озера приехали на старенькой белой „Тойоте“ Косика. Было безлюдно, как обычно, только вдалеке виднелись силуэты поздних прохожих.
Выгрузив оборудование и договорившись о согласованных действиях, ребята пошли к берегу. Они держали курс на неподвижную фигуру в пальто и носящегося вокруг неё питомца. Подойдя поближе, Боря с удовлетворением отметил, что в радиусе нескольких сотен метров нет никого. Силуэт в пальто вырос до седого оборванного дедка, разговаривавшего со своей такой же древней дворнягой, имевшей, видимо, кличку „Скотина“. Пёс был худой, но жизнерадостный. Кажется, он был в восторге и от прогулки, и от погоды, постоянно крутился вокруг хозяина, чуть припадая на задние лапы и махая облезшим хвостом.
Как и договаривались, Косик достал из кармана заранее приготовленную пачку сигарет, вытащил из неё одну и неспешно направился к незнакомцу. Заговорщики предполагали, что этот жест не вызовет подозрений. Борис тоже потихоньку побрёл вслед за товарищем. Ему нужно было оказаться, по возможности, не дальше десяти метров от обоих, чтобы действие устройства было достаточно сильным.
Его немного смущало наличие собаки. Правда, Кос говорил, что под воздействием инфразвука псы начинают нервничать, но одновременно абсолютно теряют агрессивность и поджимают хвост. Ещё немного было не по себе оттого, что они с товарищем проводят опыт на людях. Но он убеждал себя, что эти люди и так являются подопытными Диортама, да и для здоровья это не вредно.
Всё шло по плану. Когда Косик приблизился, старик достал зажигалку, при этом отчаянно ругаясь, судя по всему, уже на подошедшего парня. Во всяком случае, среди слов, что долетали до Бориса, были: „на машинах разижжають, а спичик не носють“. Пёс перестал беспорядочно бегать, для порядка обнюхал штаны парня, и затем остановился в нескольких метрах от хозяина, с интересом наблюдая за процедурой. Кос нарочно прикуривал медленно (что было не сложно на таком ветре), давая партнёру подойти поближе.
Непринуждённо идти с тяжёлой сумкой и дипломатом было непросто. Сбоку к сумке была скотчем примотана небольшая видеокамера — заговорщики решили сразу отснять материал для видеоролика. Она была уже запущена, так что приходилось двигаться так, чтобы объектив был сориентирован на Косика.
Сообразив, что подошёл достаточно близко, Боря щёлкнул тумблером, привёрнутым к крышке дипломата. Какие-то мгновения ничего не происходило, затем послышался знакомый чавкающий звук, пробирающий до костей. С каждой секундой он становился сильнее и сильнее, и вскоре стал настолько мощным, что у Бориса самого закружилась голова, стало казаться, что пространство вокруг слегка колышется в такт звукам. Прочие звуки словно стали тише, казалось, что немного закладывает уши. В общем, обычные ощущения.
„Да-а… Направленность излучения, и правда, не очень… — подумал Борис, старясь не качаться от возрастающего головокружения. — Но, вроде, аппарат работает“.
Устройство, кажется, действительно работало: дедок замер с горящей зажигалкой в руке, пёс тихонько скулил и пятился назад. Косик приказал потушить зажигалку, затем произнёс кодирующую формулу и сказал, чтобы дед представился. Тот оказался Николаем Филимоновичем Овсянниковым, шестидесяти двух
