только хозяева этого дома сидели в тени, не зная сами, где они, в каком дне – во вчерашнем или завтрашнем.
– Ты говорила, что мужская вера питает женские чары. Но ты же первой девкой в Кремене была. На тебя любой бы молиться стал, стоило тебе только улыбнуться ему. Так отчего же... зачем... почему...
– Почему я захотела только тебя? – улыбаясь, закончила за него Медовица. И когда он кивнул, засмеялась снова, качая поседевшей своей головой. – Потому что любила я тебя всегда, глупый. Я оттого и пошла за тебя, что всегда любила. Добро, довольно наговорились уже. Ляг пока, отдохни. А я пойду тебе принесу парного молока, а то ходил два дня незнамо где, гляди, как бы вдруг не простыл.
И пока Орешник смотрел на нее – так, словно не видел никогда прежде, будто явилась она ему впервые то ли в яви, то ли во сне, молодая, статная, слепящая глаза силой и красотой, – Медовица встала, задержав ладонь на его плече, и повернулась лицом к окну – тоненькая, как в юности, золотящаяся фигурка в рассветных медово-желтых лучах.
