Клинок с грохотом покатился по каменному полу. Мелиадус, нагнувшись, схватил брошенное ему оружие. Теперь преимущество было на его стороне, ибо он был в кожаных доспехах.
Сделав шаг вперед, граф поднял меч и атаковал барона, но тот ловко парировал выпад. Со стороны дуэлянты походили на дровосеков, которые рубят огромное дерево, нанося мощные размашистые удары то с одной стороны, то с другой. Лязг оружия разбудил слуг графа и свиту барона, и теперь все они выбежали в зал и застыли, не зная, что предпринять. Вскоре вместе со стражниками появился и фон Виллах. Теперь на стороне графа было явное преимущество, и гранбретанцы не осмелились мешать.
А двое соперников продолжали бой, с величайшим мастерством нанося и отражая удары, рассыпая потоки синих искр. Обоим пот уже заливал глаза, дыхание их сделалось тяжелым и прерывистым. Барону удалось слегка оцарапать графу плечо, а клинок Брасса скользнул по кожаным доспехам Мелиадуса. Они обменялись серией молниеносных выпадов, после которых, как казалось со стороны, должны были бы упасть замертво. Однако противники разошлись невредимыми, и оказалось, что у графа всего лишь разорван халат, а на лбу кровоточит царапина, тогда как барон отделался распоротым сверху донизу плащом.
Топот ног на каменных плитах пола и звуки хриплого дыхания сливались с оглушительным звоном мечей, но неожиданно граф Брасс задел низкий столик, споткнулся и упал, растянувшись во весь рост. Меч вылетел у него из рук. С торжествующей ухмылкой Мелиадус занес над поверженным противником свой клинок, но Брасс успел перекатиться на бок и схватил барона за лодыжки, так что тот рухнул рядом с ним.
На время отбросив мечи, противники принялись кататься по полу, избивая друг друга кулаками и рыча, словно дикие звери. Затем барон резко оттолкнул соперника, схватил меч и вскочил на ноги. Но граф также успел подняться и неожиданным ударом выбил меч из рук барона. Клинок, воткнувшись в деревянную колонну, низко загудел.
Без всякой жалости граф взирал на Мелиадуса, преисполненный решимости убить противника.
– Вы погубили моего самого верного, самого лучшего друга! – прорычал он, вскинув меч. Барон Мелиадус скрестил руки на груди и невозмутимо прикрыл глаза, ожидая удара.
– Я отомщу за смерть Ноблио, ты умрешь.
– Граф!
Брасс замер с занесенным над головой мечом. Это был голос Ноблио:
– Граф, он не убил меня, лишь оглушил ударом в голову. А рана в груди не смертельна.
Сквозь толпу к ним пробирался Ноблио, у которого на лбу красовался лиловый кровоподтек, а сквозь пальцы, прижатые к груди, струилась кровь.
– Возблагодарим же за это судьбу, Ноблио, – выдохнул граф. – И все же… этот негодяй презрел все законы гостеприимства. Он оскорбил мою дочь, ранил друга…
Барон вскинул голову:
– Нижайше прошу простить меня, граф, я был ослеплен страстью, рассудок мой помутился. Я не молю о пощаде, но прошу лишь об одном: не ищите злого умысла в моих поступках. Они были вызваны лишь простой человеческой слабостью.
Граф покачал головой:
– Я не в силах простить вас, барон, и не желаю больше слушать ваших лживых речей. Даю вам час, чтобы покинуть замок. К утру вы должны пересечь границу Камарга, иначе и вас, и вашу свиту ждет смерть.
– Вы рискуете оскорбить империю. Граф повел плечами:
– Оскорбление было нанесено не мной. Если у вас на родине узнают правду о том, что произошло здесь сегодня, то вы понесете кару, барон. Вы не выполнили данное вам поручение. И это вы оскорбили меня, а не я Гранбретанию.
Ничего не ответив на это, барон, кипя от беспомощной ярости, выбежал из зала. Полчаса спустя, разгневанный и опозоренный, он миновал ворота в своей причудливой карете. Нечего и говорить, что он не стал прощаться с хозяевами замка. Граф Брасс с Иссельдой, Ноблио и фон Виллахом наблюдали за его отъездом со ступеней парадной лестницы.
– Ты был прав, друг мой, – произнес граф негромко. – Этот негодяй сумел обмануть и меня, и Иссельду. Но теперь я не пущу на порог замка Брасс ни одного гранбретанца.
– Так ты осознал, наконец, как опасна Империя Мрака? – не скрывая надежды, спросил его Ноблио.
– Друг мой, предоставим событиям идти своей чередой. Ни Гранбретания, ни барон Мелиадус больше не потревожат нас.
– Ты заблуждаешься, – отозвался книжник убежденно.
А в этот самый миг в своем черном экипаже, что в ночи катился к северной окраине Камарга, барон Мелиадус поклялся самой страшной клятвой, какая только была ему известна. Он поклялся Рунным Посохом, что, чего бы это ему ни стоило, он подчинит своей воле графа Брасса, овладеет Иссельдой, а сам Камарг превратит в пустыню. Он не зря поклялся именно Рунным Посохом, ибо, согласно легенде, в этом таинственном предмете были скрыты все тайны человеческих судеб. Благодаря этой клятве, были окончательно и бесповоротно решены судьбы самого барона Мелиадуса, графа Брасса, Иссельды, Империи Мрака и всех тех, кто уже был связан с ними или окажется связан в дальнейшем.
Пьеса написана, декорации расставлены по местам. Занавес поднимается. Теперь время выйти на сцену актерам.
Часть вторая
«Человек, который осмелится поклясться Рунным Посохом, тем самым неминуемо изменит свою собственную судьбу, равно как и судьбу своего мира. За всю историю Рунного Посоха таких клятв было немало, однако ни одна из них не принесла столько горя и бедствий, как страшная клятва мщения барона Мелиадуса Кройденского. Сей обет был дан им за год до того, как Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, впервые появился на страницах нашей летописи».
ГЛАВА 1. ДОРИАН ХОУКМУН
Барон Мелиадус немедленно вернулся в Лондру, угрюмую столицу Империи Мрака, однако миновал целый год, прежде чем план мщения, окончательно отвечавший его желаниям, полностью оформился в сознании барона. Нужно признать, у него было немало и других забот. В разных концах империи то и дело вспыхивали мятежи и бунты, и Мелиадус отправлялся подавлять восстания, участвовал в сражениях и битвах, сажал на трон правителей-марионеток, устанавливал порядок на вновь завоеванных землях империи и выполнял иные поручения ее правителя.
Однако несмотря на то, что все его время и помыслы были всецело отданы служению империи, страсть к Иссельде и ненависть к ее отцу ни на миг не оставляли барона. Он не понес никакого наказания за то, что потерпел в Камарге неудачу, однако горше всего он наказывал себя сам, терзаясь воспоминаниями о пережитом позоре. Кроме того, с течением времени неминуемо возникали затруднения, с которыми было бы куда легче справиться, если бы в ту пору удалось привлечь к сотрудничеству графа Брасса. И всякий раз, когда он думал об этом в очередной щекотливой ситуации, в разгоряченном мозгу барона возникало множество коварных планов мщения, однако ни один не удовлетворял Мелиадуса полностью. Барон желал получить все разом: принудить графа помогать ему в решении европейских проблем, заполучить Иссельду и, самое главное, сравнять с землей Камарг. Желания эти совместить было очень нелегко.
И вот сегодня, в высокой обсидиановой башне, что высилась над кроваво-красными водами реки Таймы, по которой доставляли в столицу грузы легкие суда из бронзы и черного дерева, барон Мелиадус с тревогой расхаживал по своему рабочему кабинету, заставленному темной полированной мебелью, глобусами, астролябиями из железной фольги, меди и серебра, а также многочисленными безделушками из металлов и самоцветов. Стены комнаты были украшены выцветшими от времени разноцветными гобеленами, а полы устилали ворсистые ковры цвета опавших листьев.
Но не эта роскошь была главной достопримечательностью башни. Повсюду здесь – на стенах, на каждой полке, в каждом углу – висели, стояли и лежали часы. Все они шли точно, секунда в секунду, отбивали четверть часа, полчаса и полный час, причем некоторые музыкой. Здесь были часы самых разных форм и размеров, из всевозможных материалов, и некоторые были столь причудливы, что по ним невозможно даже было определить время. Барон вывез их почти из всех стран Европы и Ближнего Востока в качестве символов покоренных земель. Это были его излюбленные трофеи. Они заполняли не только кабинет, но
