создать». Это оказалось крайне скромной оценкой. Впрочем, не сразу. В течение многих лет и даже десятилетий труд Шопенгауэра зримо оставался незамеченным. Через 16 лет после издания сочинения издатели сообщили Шопенгауэру, что весь небольшой тираж его шедевра почти полностью превратился в массу никчемной бумаги. Реакция Шопенгауэра на отсутствие признания современников была знаменательна: «Разве может музыкант рассчитывать на аплодисменты, если его публика состоит почти целиком из глухих?» Однако все это еще в будущем.
Теперь же, когда Шопенгауэр-автор вручил свой шедевр издателям, веря в грядущую славу, он спокойно отправился в длинное путешествие по Италии. Перед выездом написал Гете, который выслал ему рекомендательное письмо для Байрона.
Британский поэт-скиталец в то время проживал в Венеции, которая случайно оказалась на пути Шопенгауэра. Однажды, когда Шопенгауэр прогуливался вдоль Лидо под ручку с женщиной, с которой он только что успел познакомиться, мимо него вдруг галопом на лошади промчался Байрон. При виде великого романтического героя женщина от восторга вскрикнула. Шопенгауэр, чтобы не быть похожим на нее, принимает решение не пользоваться рекомендательным письмом, которое дал ему Гете для знакомства с Байроном. (В последующие годы Шопенгауэр частенько приводил этот случай в пример того, что «женщины отвращают человечество от величия».) Шопенгауэр продолжал без цели разъезжать по Италии целый год, задирая художников, собиравшихся в Саffе Greco в Риме, своими нелицеприятными замечаниями (он отстаивал многобожие, а об апостолах отозвался так: «Эти двенадцать филистеров-обывателей из Иерусалима» и т.д.); домой он отправлял письма о том, что в Италии «наслаждается не только ее красотой, но и ее красотками».
В 1819 г. была опубликована работа «Мир как воля и представление». Она не только содержала философскую систему Шопенгауэра в наиболее отточенной форме, но стала вершиной мысли ее создателя - в течение последующих 40 лет его жизни взгляды, изложенные там, не получили развития.
К 1820 г. Шопенгауэр начал испытывать заметное нетерпение по поводу отсутствия всемирной славы. Он принимает решение взять это дело в свои руки и добивается должности приватдоцента в Берлинском университете, где тогда преподавал Гегель. К тому времени Гегель толстым снежным покровом закрыл зеленые поля и рощи немецкой философии. Действительный ландшафт оказался скрытым под саваном тьмы, а философам оставалось лишь лепить причудливых снеговиков, высоко и неуклюже подбрасывая диалектические снежки и искусно скользя на коньках по заледеневшим прудам отвлеченных идей. Со всего мира стекался народ, дабы послушать, как сам Санта-Клаус будет читать свои лекции.
Шопенгауэр, считавший своего соперника в борьбе за звание тяжеловеса от германской философии шарлатаном, объявил, что он, Шопенгауэр, намерен читать свои лекции точно в то же самое время, когда состоятся лекции Гегеля. И Шопенгауэр был поражен, когда к нему неожиданно не пришел никто. Тогда, чтобы утешиться после чтения воистину солипсических лекций, Шопенгауэр сблизился с 19-летней актрисой по имени Каролина Медон. То была как раз та самая особа - восхи тительная, молоденькая, - которую он себе подыскивал.
Он быстро решился и стал подумывать о женитьбе (не сообщив об этом Каролине). Он был оскорблен, когда обнаружил, что у нее было еще несколько других любовников, и дал ей деньги, чтобы она от них отказалась. Затем он решил, что ему необходим еще один годовой отпуск в Италии, чтобы все обдумать. Каролину он не приглашал, однако, оставляя ее в Берлине, дал ей обещание, что будет с ней мысленно. Каролина попыталась спустить его на землю, через несколько недель сообщив в письме, что она беременна. Шопенгауэр галантно решил оставаться с ней мысленно и продолжил свое длительное путешествие по Италии. Ко времени его прибытия в Берлин Каролина благополучно разрешилась от бремени сыном.
Как раз в это время Шопенгауэр оказался ввязанным еще в одно происшествие, имевшее далеко идущие последствия. Как-то утром Шопенгауэр сидел у себя дома, ожидая назначенной встречи с Каролиной. Мы лишь можем предполагать, что он приник ухом к парадной входной двери, поскольку с минуты на минуту должна была появиться она. Поэтому он случайно подслушал госпожу Маркэт, 45-летнюю швею, которая проживала в комнатах напротив, сплетничающую с парой подруг по лестничной клетке. Взбешенный ни на миг не прекращающимися сплетнями (и, вероятно, желая избежать того, чтобы самому стать их мишенью), Шопенгауэр распахнул дверь и резко приказал соседке болтать где-нибудь в другом месте. Госпожа Маркэт обиделась и отказалась сдвинуться с места. Шопенгауэр пришел в состояние крайнего раздражения. Он схватил госпожу в охапку поперек талии и физически устранил ее, в то время как она брыкалась и испускала пронзительные крики.
Госпожа Маркэт подала на Шопенгауэра в суд по обвинению в нападении, и Шопенгауэру присудили выплатить ей небольшой штраф в 20 талеров.
Однако теперь госпожа Маркэт обнаружила, что Шопенгауэр, оказывается, богатый человек, и подала апелляцию, ссылаясь на то, что в результате нападения она пострадала: вся правая сторона у нее парализована, она едва в состоянии пошевелить рукой. Шопенгауэр решительно это оспаривал, и судебная тяжба затянулась с обычной волокитой, необходимой для того, чтобы стряпчие смогли заработать свои гонорары. Наконец, по прошествии шести лет, Шопенгауэр проиграл дело в суде. Его высокомерное саркастическое отношение суду не понравилось, и суд предписал ему выплачивать фрау Маркэт по 15 талеров раз в три месяца вплоть до ее выздоровления. Фрау Маркэт, очевидно, восприняла это судебное решение как вызов и ухитрилась продлить срок действия так называемого повреждения еще на 20 лет, вплоть до своей смерти. Когда Шопенгауэр узнал о ее кончине и осознал, что ему больше не придется ничего никому выплачивать, он сделал в дневнике остроумную запись по-латыни: Obit anus, abit onus (что отнюдь не так грубо, как оно звучит, а всего лишь означает: «Старушка умерла, гора с плеч»).
А тем временем труд «Мир как воля и представление » продолжал собирать пыль по книжным лавкам. И все так же Шопенгауэр был, как и прежде, лишен причитающейся ему славы. И еще такой удар: зал, в котором Гегель читал лекции, ломился от слушателей (при этом ближайшая поточная аудитория, как заговоренная, продолжала оставаться пустой). Испробовав прямой подход в деле саботажа своего великого соперника, Шо пенгауэр принял решение использовать другую тактику. Гегельянству Шопенгауэр дал следующее письменное определение: «Это - наглая бессмыслица », отозвавшись о Гегеле как о «плоскоголовом безграмотном шарлатане». И опять никто на это не обратил внимания.
Тем временем Шопенгауэр принял решение заняться переводами. Он строил планы перевести Юма на немецкий, Канта на английский язык. К сожалению, из этой затеи ничего не вышло, хотя она, конечно же, могла бы принести неоценимую пользу философским кругам по обе стороны Северного моря. Его планам женитьбы также не суждено было исполниться. Похоже, Каролину Медон он все же любил, однако не был уверен, что ее общественное положение или ее незаконнорожденный ребенок могли бы подобающим образом сочетаться с личностью всемирно известного мыслителя, коим, несомненно, ему надлежало стать. Кроме того, он (ошибочно) подозревал, что она больна туберкулезом, а на туберкулезников в то время в обществе смотрели с тем же сочувствием, с каким сегодня смотрят на больных СПИДом. Хороший психотерапевт мог бы помочь Шопенгауэру, но все это про изошло за 30 лет до того, как на сцене появился Фрейд, который и сам испытает глубокое воздействие философского учения Шопенгауэра; оно поможет ему открыть метод, благодаря которому Фрейд мог бы вылечить и самого создателя доктрины.
Пока же этот узел оставался нераспутанным, и Шопенгауэр колебался между своим любящим эго и своим запрещающим отеческим суперэго. Роман с Каролиной тянулся вяло и скучно, то возобновляясь, то снова прекращаясь, - и так в течение долгих лет. И вот, когда уже много воды утекло, а роман этот кончился, Шопенгауэру вдруг вздумалось припомнить ее в своем завещании. Хотя в то же время- с обычной, присущей только ему резкостью - он с негодованием отверг притязания не коего молодого человека по имени Карл Людвиг Медон. Человек, который утверждал, что постиг этот мир и его несправедливость, по сути, так никогда и не понял себя.
В 1831 г. холера как метлой вычистила весь Берлин, и Шопенгауэр был вынужден спасаться бегством. (В ту вспышку холеры погиб главнейший соперник Шопенгауэра - Гегель.) Два года спустя, в возрасте 45 лет, Шопенгауэр обосновался во Франк фурте. Ему суждено было прожить в этом городе последующие 28 лет, ведя жизнь холостяка, чья крайняя размеренность была списана с образца его героя - Канта. Таков облик Шопенгауэра, перешедший к потомкам, - фигура, которую мы любим до самой ненависти: кислый старик-брюзга из Франкфурта (если уж подниматься до шопенгауэровского уровня философской оценки характера). Он привык рядиться в старомодные наряды (хотя они непременно должны были быть скроены безупречно) и превратился в одержимого борца с шумом («Я давно уже считаю, что количество шума,
