– Заплатишь ты! Сколько ел, а все не платил.
– А ты погляди, кто у те в чашке-то сидит?..
– Кто сидит?.. – спросила хозяйка.
– Дай сюды, покажу! – Пила подошел к хозяйке.
– Что ты врешь?
– Ослепла! Гляди, мышь!
– Ах вы, погань экая!.. – сказала хозяйка. – Вы хлеб-то весь испоганите. – Она хотела взять хлеб, но Пила сказал ей, что в ковриге лапка чья-то видится. Хозяйка прижалась к печке и стала смотреть на подлиповцев, как они охобачивали хлеб. Щей уж не было. Мужики дивились.
– Ишь, якуня-ваня, што диется!
– Подем!
– Ты учись, научит… Так толковали мужики.
– А я ишшо не то сделаю, – бахвалился Пила.
– Ой!
– Пойдем, ребя!
– Айда. – Стоявшие мужики ушли. Хозяйка верила всем предрассудкам и страшно боялась колдунов. Пилу она и прежде считала за колдуна, потому что он хитрил над мужиками и возил с собой какие-то травы, которые и ей давал. Увидев теперь, что его испугались мужики, она тоже струсила. Хотела скликать мужа- хозяина, но в то же время ей хотелось выслужиться и Пиле.
– А ты килы садишь?
– Эво! Тебе, што ли, надо?
– Не мне, а Терентьихе. Проходу мне нет от нее; все говорит: уж какова ни будь, да буду я тебе!
– А много ли дашь?
– Да денег-то нет…
– Кормить станешь? – Ладно, только сделай килу.
– Уж сделаю! Мужики с печки, полатей и лежащие на лавках слушали Пилу и переговаривались между собой. Сытно наелись подлиповцы. Целую ковригу съели.
– Што, Сысойко, наелся?
– Баско! Ошшо бы…
– Нету боле, – сказала хозяйка.
– Ну, таперь спать. – Пила полез на полати.
– Убью! Не ходи… – закричал один мужик.
– А ты гляди: кила у тебя на роже-то! – сказал Пила. Мужик испугался и ушел с полатей, за ним ушли и прочие. Они улеглись на пол. Подлиповцы залезли на полати и расположились спать, не раздеваясь, так же как и прочие мужики.
– Учись, Сысойко! Всему научу, – хвастался Пила.
– Ты врешь все.
– Хошь килу?
– Нет.
– То-то… Уж я, брат, што захочу, все сделаю.
– А зачем Апроська померла?..
– Так ты колдун? – спросил один мужик с печи.
– Колдун.
– Глиже! У нас тоже есть колдун: што захочет, так и будет. Баба есть такая, в трубу вылетает.
– А вот эта баба-то – беда! – сказал Пила про Матрену.
– Ой ли?
– Верь ты ему, варнаку! – отплюнулась Матрена.
– А ты молчи! – крикнул на нее Пила.
– Што молчать-то!.. – Матрена знала, что Пила не колдун; а впрочем, кто его знает. Пила слишком заврался.
– Ребя, бабы-то нет уж!
– Ой!
– Улетела! А ты молчи! – шепнул Пила Матрене, которая лежала у стены. Мужики струсили.
– Как улетела? – спросили они, а заглянуть на полати боялись.
– Да она откедова?
– Кто ее знает. Села ко мне на лошадь: вези, говорит…
– А ты бы ее топором, топором, так бы и хлестал.
– Бил – не берет…
– Куды же она улетела?
– А кто ее знат. Она вон к ейной бабе улетела.
– Это к Терентьихе? – спросила хозяйка, дрожащая от страха…
– К ей.
– Слава те господи!
– А ты зачурайся, – сказал хозяйке один мужик, лежащий на полу, Подлиповцы стали засыпать. На полатях было так тепло, что подлиповцы ни за что бы не сошли и спали бы долго, долго. Они уснули скоро. Во сне им мерещилась Апроська, и они часто кричали со сна: «Апроська! пишшит!» Мужики, бывшие в избе, долго еще толковали насчет Пилы и рассказывали разные случаи об колдунах, слышанные ими от людей.
– Недавно, – говорил один, – у нас, значит, свадьба была. Баско гуляли. Ладно. Вот и появись колдунья, и запела по-куричьи: съем, бает… Беда! Так и бегает за бабами! Ну, и драло все, а кто на печку залез да кринки на голову и поодевал… Она, будь проклята, и давай кринки на пол кидать, кою бросит, и разобьется… Ужасти! Мужики крестились и охали.
– Это што, – говорил другой. – Вячки – те лучше ваших чердьнских. У нас, братчи, колдун издох. Как ноць, и перевернетца, и побежит, и побежит!.. Привезли его в черковь, черковный пеун и давай отцытывать, а поп и давай махальничей махать. Махал, махал долго, а колдун и давай зубами цакать… Пеун побег, а поп и хлобысни колдуна-то цитальницей… Колдун и помер.
– У вас што в Вятке-то. У нас лучше есть… Лежавшим на печке не спалось. Один из них достал огня на лучину, все четверо, лежавшие на печке, заглянули на полати: там все подлиповцы храпят, и Пила тут, и Матрена тут.
– А баба-то прилетела!
– Хлобысни бабу-то!
– Ты хлобысни… Пила в это время проснулся, взглянул… Мужики испугались и слезли с печки… Пила влез на печку и уснул на ней один. Он спал лучше всех. Подлиповцы пробудились на другой день поздно. Хотелось им еще поспать, да хозяин сказал, что у них одной лошади нет. Пила и Сысойко соскочили, один с печки, другой с полатей, вышли во двор; действительно, не было лошади Пилы с дровнями и двумя топорами. Пила выругал хозяина, говоря: ты украл мою лошадь. Хозяин тоже выругал Пилу, говоря, что лошадь украл не он, а, наверное, мужики, ушедшие из избы вечером. Пила пошел с Сысойком по городу отыскивать свою лошадь. Но город не Подлипная: в городе скорее заблудишься, нежели отыщешь лошадь. Пила вошел в соседний с постоялым двором двор, там кучер выругал его и погрозил отправить в полицию; в третьем он натолкнулся на какого-то барина, барин прикрикнул на него… Пила постоял на улице, подумал, куда идти искать? «Пропала лошадь, не найдешь. Вот если бы я колдун был, уж не украли бы лошадь», – ворчал Пила. Горе его велико было, лошадь – товарищ крестьянина. Куда он теперь денется без лошади, пожалуй, и бурлачить нельзя. «Оказия! Ах, воры!.. И смерти-то на вас нет…» Изругался Пила сильно; долго ругался, ругал и Матрену, и Сысойку, и мужиков, и Апроську выругал, а лошади не отыскал. По дороге шли вчерашние мужики.
– Вон он, колдун-то! – сказали несколько мужиков. Пила выругал их.
– Ишь он, черт-то! Видно, мяконьких наклали. Пила опять выругал их.
– Лошадь украли! – крикнул он. Мужики захохотали. Пила бросился на мужиков, как медведь; одного сшиб с ног, другого повалил на снег, третьему нос разбил… Мужики разбежались от него.
