Матрена ходила.
– Ну-ко, Матрена, дай нам закусить, – просил священник.
– Да что я тебе дам-то? Хлебушка нет, молока нет, Кору нынче едим…
– Поди, посбирай в деревне.
– Где уж, там ни у кого нет хлебушка. Вон Пила не привез ли… – Пила действительно привез две ковриги хлеба и несколько фунтов муки. Пила распрягал лошадей, ругая дьячка. Павла он послал к подлиповцам: «Беги ко всем, скажи: поп, мол, наехал, тащи, мол, образа в угол…» Павел ушел и сделал так, как велел Пила. У подлиповцев до сей поры все образа были где-то на полатях; теперь Павел поставил их на полки в передних углах. Пила принес в избу хлеба, отрезал несколько ломтей и роздал священнику, дьячку и своему семейству. В несколько минут одной ковриги не стало.
– Ты, тятька, снеси Сысойке-то! – просила Апроська Пилу.
– Эй, ты, Пила! хошь водки? – кричал с полатей дьячок, уже опьяневший.
– Давай. Пила хлебнул из бурака.
– Смотри, не обмани… Обманешь, трех дней не проживешь, – продолжал кричать дьячок.
-Молчи, оттаскаю за волосы-те! – ворчал Пила. Дьячок соскочил с полатей, хватил было Пилу за бороду, да Пила его на пол бросил.
– Ты знай, у меня сила, а ту що! – бахвалился Пила
– Ну пойдем к подлиповцам, – сказал священник, слезая с полатей. – А ты, девка, все еще не замужем? – спросил он Апроську.
-Нет, батшко.
– То-то, смотри. Найду ребят, беда тебе будет!
– Ужо тепло будет, повезу ее, – сказал Пила.
– Ты давно мне говоришь. С кем ты ее хочешь свенчать?
– А с Сысойком.
– То-то. Ну, пойдем. Пила повел священника и дьячка к Сысойке. С собой он захватил полковриги хлеба. Сысойке было легче, но он все еще лежал. В избе холодно и темно.
– Зажигай лучину! – командовал дьячок. Лучину зажгли. Священник стал смотреть в передний угол: есть ли икона. Икона была.
– Эй, вы, черти! Отчего никого нет? – кричал дьячок.
– Да больны они, больно больны, – сказал Пила. Сысойко спрятался в угол на полатях и молчал. Мать его по-прежнему стонала. Переночевав у Пилы, священник и дьячок поехали в село. Пила ехал за ним на дровнях; за дровнями шла Пилина корова с веревкой на шее. Как ни горько было Пиле вести корову в село, но он, из боязни, чтобы не погубил его становой, решился-таки отдать ее. «Ужо, как помрет Пантелей, возьму его корову себе. А не помрет, из другой деревни уволоку», – думал Пила. Матрена, как Пила стал привязывать корову к дровням, поленом ударила Пилу, дьячка обругала, как только могла, и, может быть, убила бы Пилу за корову, да у нее силы не было: Пила и дьячок до того избили ее, что она едва-едва добралась до своей избушки. Матрена больше всего в своей жизни любила корову. Корова для нее была больше нежели дети: дети ей ничего не давали, а корова снабжала всю семью молоком и летом не просила есть, а питалась в лесу, сама находила пищу для себя; только зимой Матрена наваливала ей сена каждое утро. А теперь как она будет жить без коровы?..
VI
Пила приехал в село вечером. Заплакал Пила, как заперли его корову в чужую стайку. Хотел он увести корову ночью, да двери стайки были на замок заперты. На другой день отпели умерших, а Пила с церковным сторожем едва-едва сделали на кладбище маленькую ямку и. свалили туда гроб, потом завалили яму землей и снегом. После этого Пила пошел к дьячку просить денег. Дьячок сжалился над Пилой, дал ему пятнадцать копеек серебром. Пила был очень доволен этими деньгами и даже повалился в ноги. Выйдя из двора дьяческого, Пила долго стоял у своей лошади. Его сильно давило горе. Он лишился, коровы, которая кормила его. Как он теперь без коровы будет жить? Как семья его пробьется до лета? Не корова бы, что бы было с ними? Пиле все теперь опротивело, проклял он свою жизнь, долго бил свою лошадь, сам не зная за что, сел на дровни, стегнул лошадь, лошадь пошла по улице. Пила не знал, куда ехать, и пустил лошадь на произвол. Лошадь дошла до лесу. Дорога вела в деревню. Пила не поехал в деревню, а поехал в город. В городе Пила шатался две недели. Жил он подаянием добрых людей. Придет в дом, попросит ради Христа, ему дают, кто ломтик хлеба, кто грошик. Ломтей у Пилы накопилось много; деньги шли на водку. Хотел он купить на рынке корову, да просили десять рублей. Видел он дьячка своего сельского, тот сказал ему, что корову он подарил по начальству. Узнавши, где корова, Пила две ночи сряду ходил к воротам нового ее хозяина, да все ворота заперты; перелез он через заплот, да и там не нашел коровы, а зарубив топором двух свиней и перебросив их через заплот, увез в лес и там зарыл в снегу. Пила собрался ехать, как увидел около питейной лавочки толпу мужиков: зырян, вотяков, пермяков и крестьян Вологодской и Архангельской губернии. Пилу любопытство взяло, и он спросил одного из толпы:
– Што, ребя?
– Ништо, – сказал один крестьянин.
– Ты откедова?– спросил Пилу другой крестьянин.
-А подлиповец! А вы-то?
– А мы бурлацить.
– Лиже! А поште?
-Бают: баско, богачество, бают… Пила задумался. Каждую зиму он видел около этого кабака толпу мужиков, каждую зиму он слышит, что они идут бурлачить, богачество, бают, от бурлачества получают. Прежде Пила не верил мужикам, говорящим про богачество, и не спрашивал, что такое бурлачество; теперь ему опротивела жизнь, мужики раззадорили его. Не лучше ли бурлачить? – спросил сам себя Пила: А Сысойко?.. а Апроська? Ну их к лешим и с бурлачеством!..» Апроська показалась Пиле милее бурлачества… «Уйди там, а куда… Ну, уйди – и тю-тю…» – думал Пила. Однако он снова, подошел к бурлакам.
– А вас много?
– Не все ошшо. – Их было человек тридцать.
– А далеко?
– Далеко.
– А што робить?
– Плыть.
– Э! А скоро идти-то?
– Скоро. Пила ушел от бурлаков и поехал в Подлипную. Дорогой он думал: «Идти в бурлаки или нет? Бурлачество, бают, – хлеба много… А в деревне што! тот болен, другой помирает, третьего везти хоронить надо, да поп еще привяжется. Эх!.. Надоела эта жизнь!.. Дай пойду в бурлаки… Надоели подлиповцы; пусть помирают, мне не пособить. Только выздоровеет Сысойко и Апроська, возьму их с собой…» Пиле эта мысль хорошею показалась, он захохотал и решился во что бы то ни стало уйти с Апроськой и Сысойком бурлачить, сам не зная, что это за дело такое, веря в слово богачество и в надежду иметь всегда много хлебушка… «Уйду же я, уйду! Уж не поклонюсь боле никому, не дам коровы. Что я без коровы-то? Вон везу две свиньи, да что толку – не живые. И станового теперь не боюсь…» При мысли о том, что он будет бурлачить, Пила чувствовал какую-то легкость, свободу, удовольствие и никого не боялся… До Подлипной Пила ехал четыре дня, Ночи он спал в деревнях. Каждую ночь ему мерещилось бурлачество, или он идет куда-то на гору с Сысойком, Апроськой и всеми подлиповцами, Сердился Пила: зачем» то прочие подлиповцы идут, зачем и Матрена тут? и старух» Сысойкова тут?.. Идут они долго-долго, все гора, и конца нет. Вот один свалился с горы, за ним другой и прочие, и Пила в страхе кричит и пробуждается, «Не дошли…» – ворчит Пила и силится заснуть, чтобы увидать что-нибудь получше – хорошо ли бурлачить… Ему опять кажется, опять он с своим семейством и подлиповцами на поле, и все рубят дрова. Рубят-рубят, а дров нет, Где же Сысойко и Апроська?.. Жалко стало Пиле, стал он искать их, нашел: лежат в подлиповском болоте мертвые – медведем изгрызены… Заплакал Пила, заревел… Проснулся, на глазах слезы… Живы ли Сысойко и Апроська?.. Сердце
