и положено по графику маршрута, а затем
— домой в двадцать первое столетие. Другой же отправляется в поместье Метаксаса. Бросим монету?
— А почему бы и нет?
Он извлек визант Алексея Первого из своего кошелька и протянул его мне для проверки. Визант был в полном порядке. На лицевой стороне — Алексей в полный рост, на тыльной — Христос на троне. Мы договорились о том, что Алексей будет считаться орлом, а Иисус — решкой. Затем я подбросил монету высоко вверх, ловко поймал ее и тотчас же прикрыл ладонью другой руки. По выпуклостям монеты, которые ощущала моя кожа, я сразу понял, что она лежит на моей ладони орлом вверх.
— Решка, — произнес мой двойник.
— Не повезло, амиго.
Я показал ему монету. Он скорчил недовольную мину и отобрал у ее меня.
— Этот мой маршрут закончится только через три-четыре дня, верно? — опечаленно произнес он. — Затем две недели отпуска, которые я не могу провести в 1105 году. Значит ты можешь рассчитывать на то, что в поместье Метаксаса я появлюсь дней через семнадцать-восемнадцать абсолютного времени.
— Примерно так, — согласился я.
— И в течение всего этого времени ты будешь безумствовать с Пульхерией.
— Естественно.
— Постарайся и за меня тоже, — произнес он и прошел в комнату. Внизу я прислонился к колонне и провел полчаса, тщательно перепроверяя все свои шунтирования в различные эпохи в эту лихорадочную ночь, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что в 1105 году я не перекрою периоды своего пребывания в нем. Меньше всего мне сейчас хотелось просчитаться и появиться там в период времени, предшествовавший всем этим шалостям Зауэрабенда, и встретиться с Метаксасом, для которого вся эта кутерьма была бы, скажем помягче, просто непонятной.
Я произвел нужные мне подсчеты.
И шунтировался, направляясь в восхитительное имение Метаксаса.
Все получилось как нельзя лучше. Метаксас встретил меня с радостными объятиями.
— Поток времени снова незамутнен, — сказал он. — Я вернулся сюда из 1100 года всего лишь парочку часов назад, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы проверить здешнее положение дел. Жену Льва Дукаса зовут Пульхерией. В харчевне, принадлежавшей Зауэрабенду, ныне заправляет некто Ангел. Никто ничего ни о чем особо примечательном не вспоминает. Ты в полной безопасности.
— Я даже не в силах выразить, сколько я вам…
— Давай не будем. Договорились?
— Ладно. А где Сэм?
— Внизу по линии. Ему нужно было возвращаться на работу. Да и я сам должен вскоре сделать то же самое. Отпуск мой закончился, меня ждут на маршруте, который начнется в середине декабря 2059 года. Так что меня не будет примерно две недели, после чего я снова буду здесь… — тут он задумался, — …18 октября 1105 года. Ну а ты?
— Я остаюсь здесь до 22 октября, — ответил я. — К тому времени мой «альтер-эго» завершит свой послемаршрутный отпуск и заменит меня здесь, тогда как я отправлюсь вниз по линии принимать группу, которую поведу на следующий свой маршрут.
— Значит вы именно таким образом собираетесь решить свои проблемы? Меняясь ролями по очереди?
— Нам ничего другого не остается.
— Вы, пожалуй, правы, — заметил Метаксас.
Однако все обернулось совсем не так, как мне с моим двойником хотелось.
61
Метаксас распрощался со мной, после чего я принял ванну. И только тогда наконец-то по-настоящему расслабился. Первый раз за то время, которое, как мне казалось, длилось не менее нескольких геологических эпох. И стал размышлять над своим ближайшим будущим.
Прежде всего — отоспаться. Затем — перекусить. А потом — поездка в город, к Пульхерии, которая снова должна была занимать свое законное место среди домочадцев Дукаса, даже ничего не подозревая о той странной метаморфозе, которую на какое-то время претерпела ее судьба.
И будет между нами любовь, и вернусь я назад, в загородное имение Метаксаса, а утром снова отправлюсь в город, чтобы…
Вот на этом самом месте я приостановился в возведении воздушных замков своих грез, ибо передо мной неожиданно возник Сэм и все вдребезги уничтожил.
На нем был византийский плащ, но он, по-видимому, настолько поспешно его набросил, что под ним была видна обычная его одежда, свойственная эпохе, находящейся далеко внизу по линии. Вид у него был какой-то загнанный, явно расстроенный.
— Для чего это ты сюда приперся? — Не очень-то заботясь о приличиях, недовольным тоном спросил я у него.
— Чтобы сделать тебе немалое одолжение, — ответил он.
— Серьезно?
— Еще бы! В самом деле, это с моей стороны любезность. И я не намерен здесь долго оставаться, так как не хочу, чтобы патруль времени свалился и на мою голову тоже.
— Мною заинтересовался патруль времени?
— Это так же точно, как то, что твоя непоседливая задница белым-бела!
— Возопил мой наставник. — Собирай манатки и ушивайся отсюда, да побыстрее! Тебе нужно притаиться где-нибудь поглубже, тысячи на три-четыре лет вверх по линии. Поторапливайся!
Он начал сам собирать мои, случайно принесенные сюда, личные вещи. Я схватил его за руку и спросил:
— Ты можешь толком объяснить мне, что происходит? Сядь и не уподобляйся взъерепенившемуся маньяку. Чего мотаться по комнате со скоростью миллион километров в час и…
— Ладно, — произнес он. — Ладно. Расскажу тебе всю правду, и, если меня арестуют тоже, пусть так и будет. И поделом — я тоже весь погряз в грехе. Я заслуживаю того, чтобы меня арестовали. И…
— Сэм…
— Ладно, — еще раз повторил он. Затем на мгновенье зажмурил глаза. — Мое базисное нынешнее время сейчас, — отрешенно произнес он, — 25 декабря 2059 года. Праздник рождества Христова. Несколько дней тому назад на моем временном уровне твой «альтер-эго» привел из Византии свою туристскую группу с очередного маршрута. Включая Зауэрабенда и всех остальных. Ты хотя бы можешь себе представить, что случилось с твоим двойником в первое же мгновение его прибытия в 2059?
— Его арестовал патруль времени?
— Хуже.
— Что может быть хуже этого?
— Он исчез, Джад. Испарился. Перестал существовать в том временном континууме. Будто его никогда и не было.
Я не выдержал и рассмеялся.
— Вот нахальный ублюдок! А ведь я предупреждал его о том, что только я являюсь реально существующим, а он — что-то вроде фантома, но он ко мне не прислушался. Ну что ж, нельзя сказать, чтоб я был так уж сильно опечален, услышав…
— Нет, Джад, — с грустью в голосе произнес Сэм, — он был до последней мельчайшей клетки своего мизинца таким же реально существующим, как и ты сам, пока он находился здесь, далеко вверху по линии. А ты сам в такой же мере нереален, как он сейчас.
— Не понимаю.
