Устное заявление Барретт сделал прямо перед микрофоном, встроенным в пульт. В ходе судебной процедуры надо было обозначить дату поступления новых сведений по делу, и благодаря этому Барретт узнал, что было лето 2008 года. Он провел в предварительном заключении двадцать месяцев.
— Вердикт: виновен по всем пунктам обвинения. Джеймс Барретт, мы приговариваем вас к пожизненному заключению с отбыванием наказания в лагере «Хауксбилль».
— Где, где?
Ответа не последовало. Его увели.
Лагерь «Хауксбилль»? Что это такое? Похоже, что-то связанное с машиной времени.
Очень скоро Барретт получил ответ на свои вопросы.
Его привели в просторное помещение, наполненное невероятными машинами. В самом центре была расположена светящаяся металлическая платформа диаметром в шесть метров. Над ней, спускаясь с высокого потолка, висело скопление различной аппаратуры весом во много тонн, переплетение колоссальных поршней и силовых сердечников, похожих на готовое напасть доисторическое чудовище… или, может быть, на гигантский молот.
В помещении было полным-полно техников с сосредоточенными лицами, которые возились возле многочисленных пультов и информационных дисплеев. С Барреттом никто не разговаривал. Его запихнули на огромную, похожую на наковальню, платформу, расположенную под чудовищным молотом. Все вокруг него бурлило кипучей деятельностью. Не слишком ли много шума из-за одного сломленного политического заключенного, подумал он. Они что, именно сейчас собираются выслать его в лагерь «Хауксбилль»?
Помещение озарилось розоватым светом. Однако еще долгое время ничего не происходило. Барретт стоял терпеливо, чувствуя себя несколько глупо. Затем прозвучал голос откуда-то снизу:
— Как калибровка?
— Прекрасно. Мы зашвырнем его ровно на миллиард лет назад.
— Погодите секунду! — завопил Барретт. — На миллиард лет…
На него никто не обращал никакого внимания. Он не мог пошевелиться. Послышалось пронзительное завывание, ноздри его уловили какой-то незнакомый запах, а затем он почувствовал боль. Такой острой, такой разрушающей боли он не испытывал всю свою жизнь. Казалось, на него обрушился молот и расплющил его. У него потемнело в глазах. Он был нигде. Он…
…падал…
…падал…
…приземлился…
…приподнялся оглушенный, весь в поту, ничего не понимающий.
Он был уже в другом помещении, но с таким же оборудованием, и вокруг были не суровые лица техников-исполнителей. Он узнал эти лица. Члены Фронта Национального Освобождения… люди, которых он не видел столько лет, люди, которые были арестованы и чье местонахождение было неизвестно.
Встречал его и Норман Плэйель со слезами на глазах.
— Джим… Джим Барретт… в конце концов и тебя тоже сослали сюда, Джим! Не спеши подниматься. У тебя темпоральный шок, но он скоро пройдет.
— Это лагерь «Хауксбилль»? — хрипло спросил Барретт.
— Это лагерь «Хауксбилль». Какой есть.
— Где он?
— Не где, Джим, а когда. Мы на миллиард лет в прошлом.
— Нет, нет. — Он стал трясти головой. Значит, все же машина Хауксбилля действует и слухи оказались правдой. Вот куда высылают самых закоренелых. — Джанет тоже здесь? — спросил он.
— Нет, — ответил Плэйель. — Здесь только мужчины. Двадцать-тридцать узников, как-то умудрившихся выжить.
Барретт едва верил в это. Но они помогли ему спуститься с Наковальни и повели показывать мир, в котором ему предстояло жить. Он смотрел на голые скалы вокруг, круто обрывающиеся к серому морю, на голый берег, и сознание того, что все это правда, обрушилось на него с еще более мучительной болью, чем Молот несколько минут назад.
14
В темноте Ханн сначала не заметил Барретта. Он медленно поднялся, вздрагивая от ошеломляющих воздействий путешествия сквозь время, а через несколько секунд сел на край Наковальни, свесил с нее ноги и стал ими раскачивать, чтобы улучшить кровообращение. Затем сделал несколько глубоких вздохов и соскочил на пол. Свечение поля прекратилось в ту самую минуту, когда он появился на Наковальне, и теперь он осторожно брел в темноте к выходу, стараясь ни на что не наткнуться.
Барретт внезапно зажег свет и спросил:
— Чем это вы здесь занимались, Ханн?
Молодой человек отпрянул, словно его ударили в живот. Он стал ловить ртом воздух, отпрыгнул назад на несколько шагов и вскинул руки вверх, принимая защитную стойку.
— Ответьте мне, — сказал Барретт.
Ханн, казалось, пришел в себя после первоначального испуга. Он бросил короткий взгляд мимо массивной фигуры Барретта в сторону выхода и произнес:
— Пропустите меня, пожалуйста, я этого сейчас объяснить не могу.
— Для вас лучше, если вы все объясните незамедлительно.
— Всем будет лучше, если я воздержусь, — настаивал Ханн. — Пропустите меня.
Барретт продолжал загораживать дверь.
— Я хочу знать, где вы были сегодня вечером и что вы делаете возле Молота?
— Ничего, просто изучаю, как он устроен.
— Минуту назад вас не было в этой комнате. Затем вы появились как бы ниоткуда. Так откуда же вы появились, Ханн?
— Вы ошибаетесь, я стоял как раз позади Молота, я не…
— Я видел, как вы упали, то есть выпали на Наковальню. Вы путешествовали во времени, так?
— Нет.
— Не лгите мне! Я не знаю, как это вам удалось, но вы каким-то образом перемещались во времени в будущее, разве не так? Вы здесь шпионите за нами, и вы только что отправлялись куда-то, чтобы представить отчет о своих наблюдениях, а теперь вернулись назад.
Бледный лоб Ханна блестел от обильного пота.
— Я предупреждаю вас, Барретт, — стараясь быть сдержанным, произнес он, — не задавайте именно сейчас слишком много вопросов. Обо всем, что вы желаете узнать, вы узнаете в должное время. Оно еще не наступило. А пока что, пожалуйста, разрешите мне выйти.
— Я требую сначала ответить на мои вопросы, — настаивал Барретт.
Только сейчас он осознал, что весь дрожит. Он уже знал ответы на свои вопросы, и они потрясли его до глубины души. Он знал, где был Ханн. Но тот должен был сам в этом признаться.
Ханн молчал. Потом сделал несколько нерешительных шагов в сторону Барретта, который не шевелился. Он, казалось, собирался с духом, чтобы неожиданно рвануться к двери.
— Вы не выйдете из этой комнаты, — твердо сказал Барретт, — пока не скажете мне то, что я хочу узнать.
Ханн бросился вперед.
Барретт стоял прямо перед ним, упершись костылем в косяк, перенеся весь свой вес на здоровую ногу, и ждал, когда Ханн окажется рядом. Он прикинул, что тяжелее Ханна по меньшей мере на сорок килограммов. Этого вполне могло хватить на то, чтобы компенсировать молодость и здоровые ноги Ханна.
Они сошлись, и Барретт впился пальцами глубоко в плечо Ханна, пытаясь задержать его, оттолкнуть назад в комнату.