Он потряс головой, как насквозь промокший кот, и во все стороны полетели брызги.
— Однажды им чуть было не удалось потопить меня, но я все же переплыл озеро живой и невредимый, и это убедило их, что я не хотел принести им вред. Итак, они объявили меня невиновным, извинились и отпустили. Когда я уходил, они все еще молились.
К решению о его выдаче Леонарде, казалось, не имел претензий.
«По-видимому, — думал Девол, — он понял причины решения выдать его и не держит зла». Это его удовлетворило.
— Вам необходимо пойти в казарму, лейтенант, и просушиться. А затем зайдите ко мне в кабинет. Мне хочется переговорить с вами.
— Да, сэр.
Девол резко развернулся и пошел через поляну к офису. Захлопнув за собой дверь, он включил принтер. Доклад на Землю следовало изменить.
Через пару минут, после того как он закончил с докладом, зажегся огонек на селекторе. Он включил его и услышал голос Стебера:
— Сэр, вас просит принять старший священник. Он хочет извинится за происшедшее. На нем торжественная одежда и он принес нам мирные предложения.
— Скажите ему, что я сейчас выйду, — сказал Девол, — и соберите всех людей, включая Дадли. Особенно Дадли. Я хочу, чтобы он это видел.
Он снял взмокший от пота китель и надел свежий. Осмотрев себя в зеркале, он одобрительно кивнул.
«Хорошо, — думал он. — Итак, парень уже в безопасности. Это хорошо».
Но он знал, что судьба Пола Леонардса была тут вовсе ни при чем, если не принимать в расчет межличностные отношения. Дело было намного важнее.
Впервые Земля на этом примере подтвердила свою доктрину равенства разумной жизни, которую она так долго провозглашала. Он показал, что уважает законы Маркина так же, как и его обитатели и в результате победил.
А то, что парень вернулся невредимым, было нежданной наградой.
Но прецедент был. И в следующий раз, возможно, в каком-то другом мире, исход может быть не таким благополучным. У некоторых культур существуют ужасные способы казни преступников.
Он ясно сознавал, что теперь ноша земных экспедиций стала еще тяжелее, что теперь земляне будут подчиняться законам планет-хозяев, и никакие нежелательные ботанические экспедиции в священные сады не потерпят. Но это и на пользу, думал он. Мы показали им, что мы — не господа и что большинство из нас не хочет быть господами. И теперь перст упал и на нас.
Он открыл дверь и шагнул на улицу. Люди собрались, а старый священник преклонил колена у подножия лесенки, держа покрытый эмалью ящичек в качестве подношения. Девол улыбнулся и, вернув поклон, нежно поднял старика на ноги.
«Теперь нам нужно вести себя более осмотрительно, — думал он. — Нам действительно надо следить за каждым своим шагом. Это необходимо».
СТАРИК
Корабль приземлился на самом краю посадочного поля. Старик спустился по трапу и замер оглядываясь. Приятно было снова увидеть Землю. Четверть своей жизни ему это удавалось только урывками, между полетами.
Он стоял, держась за прохладный металлический поручень, и смотрел на поле. С Каллисто он улетел ночью, и космодром на спутнике был ярко освещен блестящими точками натриевых прожекторов и мерцающими созвездиями сигнальных огней. Без яркого света было никак — посадка корабля требовала от пилота чертовски хороших рефлексов, все решалось за доли секунды.
Старик посмотрел на свои руки, которые его еще ни разу не подвели, и гордо улыбнулся.
Потом он подобрал вещмешок и зашагал через поле.
Не успел он сделать нескольких шагов, как из-за тележки техобслуживания выступил кто-то и улыбнулся ему.
— Привет, Картер!
— Привет, — добродушно отозвался Старик.
Судя по выражению лица, он явно не узнал того, кто его приветствовал.
— Я Селвин, Джим Селвин. Вспомнил?
На лице Старика, покрытом морщинами — свидетельством постоянного нервного напряжения — появилась улыбка.
— Конечно, помню, лейтенант.
— Больше не лейтенант, — покачал головой Селвин. — Меня отправили в отставку.
— О, — произнес Старик.
Он помнил Селвина с тех времен, когда сам был еще кадетом. А лейтенант Джеймс Селвин тогда был одним из самых известных людей в Космическом Патруле. Как-то он посетил Академию, разговаривал с новобранцами, и одним из них был Старик. Старик слегка покраснел, вспомнив, какими глазами восторженного идолопоклонника смотрел тогда на Селвииа.
И вот Селвин снова перед ним. В отставке. Бывший…
— А чем вы сейчас занимаетесь? — спросил Старик.
— Сейчас я механик. Занимаюсь техобслуживанием. Никак не избавиться от тяги к ракетам. Меня отправили в отставку после очередного полета на Плутон. Я, похоже, немного замешкался с разворотом, или что-то в этом роде. Хорошо, что это заметили прежде, чем я устроил аварию.
— Да, — сказал Старик. — Хорошо.
Для того чтобы управляться с такой махиной необходимо острое зрение и отличная реакция! Как только рефлексы начнут сдавать — все, на выход.
Он вдруг бросил на Селвина быстрый вопросительный взгляд.
— Кстати, Селвин, скажи мне одну вещь.
— Какую?
— Не было обидно, что тебя так взяли и выперли, в смысле отправили в отставку? Ну, не больно смотреть, как корабли взлетают, а ты остаешься?
— Черт побери, нет! — ответил Селвин, кашлянув. — Сначала я отбрыкивался как мог, но потом все прошло. Конечно, чего-то не хватает, но я понимаю, что уже было пора. Ты же помнишь Леса Хадлстона?
Старик, помрачнев, кивнул. Хадлстон был одним из немногих, кому удалось одурачить врачей. Все пилоты его возраста давно вышли в отставку, а он продолжал летать до того самого злополучного старта с Марса. Он замешкался всего на одну пятую секунды, но это обошлось в сто человеческих жизней и пятьдесят миллионов долларов. После этого контроль был ужесточен.
— Как полет? — спросил Селвин.
— Нормально, — кивнул Старик. — Я летел с Каллисто. Там везде сплошной голубой лед. Ничего особенного.
— Да, — кивнул Селвин. Глаза его почему-то затуманились. — Ничего особенного. Просто голубой лед.
— И все. Но полет прошел нормально. Следующий рейс, похоже на Нептун.
Неплохо?
— Да, Нептун — интересное место, — произнес Селвин и облокотился на ручку тележки. — Мне, правда, больше всего нравилась Венера. Там…
