проклятия Думузи, чья смерть принесет ей освобождение. На другой стороне печати — продолжение этой сцены, ее эпилог, где повергнутый Думузи окружен кровожадными демонами, убивающими его. Инанна глядит на эту сцену с торжеством.
Не думаю, что Инанна прислала мне эту печать просто так, чтобы воскресить в моей памяти эту старую песнь. Нет. Я принял печать как знак, пророчество, намек. Она разожгла огонь в моей груди. Кровь забурлила в моих жилах, словно бурная река, а сердце взмыло к небесам, словно птица, выпущенная из клетки.
Но после первого взрыва восторга ко мне вернулась осторожность: даже если я правильно прочел эту весть, можно ли ей доверять, ей или самой Инанне? Жрица Инанна уже один раз предала меня, а Инанна-богиня, как всем известно, богиня жестокая, несущая смерть. Такая весть от нее может быть приглашением на гибель. Надо быть осторожным. В тот же вечер я послал в Урук раба со словами:
Так говорит новый царь, которого только что короновали, когда он возносит богине первую молитву: пусть она сама увидит в этих словах, что захочет. Я подписал табличку именем Гильгамеш и царским символом.
Спустя день или два Акка позвал меня в тронный зал, большой, гулкий от разносящегося эха, где он особенно любил бывать и сказал:
— До меня дошло из Урука, что царь Думузи лежит на ложе тяжкой болезни.
В моей душе поднялась огромная радость, словно воды реки весной. Я почувствовал, что начинается исполнение моего предназначения. Это подтверждало сообщение, начертанное на печати-цилиндре. Я правильно прочел весть: Инанна плетет свою смертоносную паутину, и Урук будет моим.
Акке я ответил, пожав плечами:
— Меня эти вести не очень огорчают.
Он покачал свежевыбритой головой — все было сбрито: борода, брови, словом, гол, как яйцо. Он потер обвисшие щеки, наклонился вперед, так что розовые складки его голого брюха пришли в движение, и уставился на меня с неодобрением, подлинным или надуманным — трудно сказать.
— Такими словами того и гляди навлечешь на себя гнев богов!
Щеки мои загорелись гневом.
— Думузи мой враг!
— И мой тоже. Но он помазанник божий и несет на себе благословение Энлиля. Его личность свята. Его болезнь должна печалить всех нас. И особенно тебя, дитя Урука, его поданного. Я собираюсь послать в Урук посольство передать мои молитвы о выздоровлении царя и хочу, чтобы ты возглавил его.
— Я?!
— Царевич Урука, потомок Лугальбанды, отважный герой, — я не нашел никого лучше для этой миссии, даже из моих собственных сыновей.
В изумлении я спросил:
— Значит, ты собираешься послать меня на верную смерть?
— Нет, — спокойно ответил Акка.
— Ты уверен?
— Думузи страдает, он на смертном одре. Ты ему больше не угроза. Весь Урук будет с радостью приветствовать тебя, и Думузи тоже. Это твой час, мой мальчик. Разве ты не видишь?
— Если он умирает. А если нет?
— Даже если бы он не был при смерти, право неприкосновенности дается любому послу. Боги разрушили бы тот город, где нарушено было бы это священное право. Неужели ты думаешь, что Урук решился бы поднять руку на посланца Киша?
— Думузи решился бы. Если бы этим посланником оказался сын Лугальбанды.
— Думузи умирает, — повторил Акка. — Уруку нужен новый царь. Поэтому я и посылаю тебя.
Он медленно поднялся с трона, чтобы встать рядом со мной. Он обнял меня за плечи, как сделал бы это отец, да он и стал для меня вторым отцом. На его бритом черепе блестел пот. Он был таким массивным и величественным. От него разило пивом. Я подумал, что от небесного отца Энлиля или Ана не несло пивом. Акка тихо сказал:
— Я уверен в том, что говорю. Мои сведения получены от самых высоких сил в Уруке.
— То есть от Думузи?
— Выше.
Я уставился на него в остолбенении:
— Ты связан с НЕЮ?
— Мы просто очень полезны другу другу, твоя богиня и я.
И в этот момент осознание истины пришло ко мне, и оно сразило меня, как огонь богов. Я услышал жужжание в ушах. Я увидел, как все в предметы в зале окутывается сверкающим ореолом, золотым с голубыми тенями, — верный знак бури в моей душе. Я трепетал. Я сжал кулаки и силился устоять на ногах. Каким же я был глупцом! С самого начала Инанна управляла мной. Она подстроила мое бегство в Киш, зная, что меня подготовят к вступлению на царский трон, чтобы заменить Думузи. Она и Акка составили заговор, и Акка посылал меня воевать в своих войсках, обучая искусству быть военачальником и вождем. Теперь я готов. А Думузи, который больше не нужен, сталкивают в Дом Тьмы и Праха. Я был не героем, а всего лишь куклой, танцующей под их дудку. Да, я буду царем в Уруке, но власть будет принадлежать ей и Акке, которому я поклялся в верности. А сын, которого родила моя жена Ама-суккуль, дочь царя Киша, станет царем в Уруке после меня, если суждено быть так, как задумал Акки. И семя Акки будет царствовать в обоих великих городах.
И все же я мог обратить положение в свою пользу, если бы действовал осторожно. Я спросил:
— Когда нужно отправляться в Урук?
— Через четыре дня, в день праздника Уту, это благоприятный день для начала великих дел.
Руки Акки все еще сжимали мои плечи.
— Посольство будет обставлено с подобающим величием и ты будешь принят с радостью. Ты принесешь от моего имени великолепные дары в сокровищницу Урука в знак дружбы, которая будет между нашими городами, когда ты станешь царем.
Накануне праздника Уту появившаяся на небе луна была подернута дымкой, а это верный знак, что царь достигнет высот власти и величия. Луна не сказала, о каком царе шла речь: об Акке, который что уже был им, или Гильгамеше, который им станет. Вот в чем загадка с предзнаменованиями и предсказаниями всякого рода: они всегда говорят правду, только какую именно правду?
11
Мое путешествие в Урук было похоже на путь уже коронованного царя, а мой въезд в город напоминал въезд ликующего победителя. Акка отдал в мое распоряжение три самых лучших парусных корабля, похожих на те, что плавали по торговым делам в Дильмун. У них были огромные широкие паруса из багряной и желтой ткани, которые ловили ветер и стремительно гнали корабли вниз по реке. Со мной было целое сокровище — подарки от царя Киша: рабы, каменные кувшины с вином, маслом, тончайшие ткани, драгоценные металлы и камни, статуи богов. В качестве почетного эскорта меня сопровождали три дюжины воинов, огромное количество придворных Акки — их, пожалуй, было многовато — и среди них астролог, личный лекарь Акки, его виночерпий, который прислуживал во время трапезы и старался мне угодить. Моя жена Ама-суккуль осталась дом, ибо она должна была вот-вот родить мне второго сына. Больше я никогда ее не увижу. Но я этого тогда не знал.
Каждый город, который мы проплывали выходил и приветствовал нас. Им неведомо было, кого они приветствовали. Они не подозревали даже, что бронзовокожий человек, учтиво отвечавший на их приветствия царственным взмахом руки, был тем мальчишкой-беглецом, что искал их гостеприимства четыре года назад… Но они знали, что такой флот, как наш, должен принадлежать важному лицу, поэтому они
