Но при грохоте пушек, раздавшемся над Парижем, при шуме оружия и начале битв генерал сейчас же решил сразу осуществить две мечты своей старости: низвергнуть Бурбонов, восстановить трехцветное знамя вместе с династией Бонапартов и по мере возможности наказать баронессу, тайную шпионку полиции.
Полный этих надежд, он и явился на баррикаду улицы Мандар, где Лартиг и другие завсегдатаи кафе «Прогресс» немедленно поручили ему командовать ею.
Позаботившись о необходимых мерах для защиты этого важного стратегического пункта инсургентов, генерал Анрио послал Лартига в дом маршала Лефевра с запиской. Маршала не было на свете уже несколько лет, его жена, сильно постаревшая, удалилась в свои поместья. Анрио знал, что ла Виолетт остался в Париже в качестве управляющего домом и всеми делами Екатерины Лефевр, и надеялся, что Лартиг разыщет его и приведет в кафе. Он очень рассчитывал, что ла Виолетт не откажется прийти, так как в записке сообщил ему, что он нужен для выполнения смелого предприятия.
Лартиг вернулся без ла Виолетта: последнего не было дома, так как он неизвестно куда девался. Анрио улыбнулся, не сомневаясь, какой причиной была вызвана эта прогулка ла Виолетта.
– Он из наших, – сказал он. – Ла Виолетт похож на хорошую кавалерийскую лошадь: стоит ему заслышать звук трубы, как он уже тут как тут. Наверное, он вертится там, где кипит бой! Только бы он получил мое письмо, а тогда он уже примчится!
Действительно, к вечеру около баррикады появился и ла Виолетт. Он был одет в штатское платье, но весь его вид говорил о воинственности его намерений. На черном сюртуке красовался орден, собственноручно прикрепленный когда-то к его груди императором Наполеоном.
Оба старых друга сердечно расцеловались. Анрио, словно помещик, показывающий свои хозяйственные строения посетителю, повел ла Виолетта по баррикаде, показывая все уголки этой импровизированной крепостицы. Проверив, находятся ли все защитники на своих местах, достаточно ли у них боевых патронов и оружия, Анрио увел своего приятеля в кафе «Прогресс», чтобы сообщить, в чем было то дело, из-за которого он вызывал его.
Ружейный огонь затихал. Повстанцы были уже победителями в центре Парижа. Тюильри с минуты на минуту должен был перейти в руки народа. Говорили, что Мармон отступает, что войска присоединяются к народу и что в городской ратуше уже было торжественно объявлено о низвержении короля. Все эти известия переполняли энергией храбрых защитников свободы и права и вносили деморализацию в ряды роялистских войск.
Анрио шепотом сообщил ла Виолетту о задуманном им проекте. Тот молчаливо слушал, изредка покачивая головой. Когда же генерал кончил, ожидая мнения ла Виолетта, последний не ответил ничего.
– Ты не одобряешь этого? – спросил Анрио.
– Не могу сказать это.
– Значит, одобряешь?
– Не вполне.
– Но ты все-таки должен прийти к какому-нибудь решению и высказаться либо за, либо против!
– Это очень трудно, очень трудно!
– Как, ты знаешь преступление и отказываешься покарать его?!
– Да ведь это – женщина, генерал! Вы только подумайте – женщина!
– Это не женщина, а чудовище!
– Это ничего не значит. Чудовища женского рода не все равно, что чудовища мужского рода.
– Ты отказываешься? Ну, что же! Так я пойду один. Но окажи мне последнюю услугу, потому что завтра меня, наверное, убьют.
– Что вы хотите, генерал? Я готов повиноваться вам, но потребуйте от меня чего-нибудь не столь ужасного.
– В мое отсутствие здесь может произойти серьезная стычка с правительственными войсками, а ведь я отвечаю за людей, выбравших меня своим начальником. Поэтому уходя я должен поручить командование надежному человеку, и этим человеком я назначаю тебя.
– Но согласятся ли на это остальные?
– Раз я представлю тебя им – да. Ну, теперь пойдем!
Они вышли из кафу, и по приказанию генерала мальчишка-барабанщик дал сигнал к сбору. Сейчас же со всех концов сбежались мужественные защитники баррикады улицы Мандар.
Анрио в нескольких словах объявил им, что счел нужным произвести рекогносцировку за пределами квартала, чтобы узнать, как идут дела на отдаленных баррикадах и не пора ли двигаться вперед. В ответ на это раздалось недовольное ворчание, так как инсургенты не любили покидать свои кварталы; им казалось, что они будут в меньшей безопасности на чужих улицах, и они предпочитали умирать у порогов своих дверей. Генерал поспешил прибавить, что каждый, кто не желает следовать за ним, совершенно свободен в своих действиях. Если найдется кто-нибудь, кто выразит согласие сопровождать его, он с удовольствием возьмет его с собой, не найдется – все равно он отправится один.
– Я пойду с вами, генерал! – заявил Лартиг.
– Принято. Ну, а теперь, – продолжал Анрио, – на время моего отсутствия, прошу вас, граждане, признать своим начальником товарища ла Виолетта, бывшего адъютантом в Великой армии. Это храбрец, каких мало, и я не могу доверить баррикаду лучшему человеку. Повинуйтесь гражданину ла Виолетту так же, как если бы это был сам я. А теперь, товарищи, отправляйтесь каждый на свой пост, и да здравствует свобода!
Инсургенты вернулись на укрепления, а ла Виолетт, пожав руку Анрио, сейчас же удалившемуся с Лартигом, отправился в уголок между двумя домами, откуда можно было наблюдать за всем, что делалось вне и внутри баррикады. Усевшись там и закурив трубку, он погрузился в глубокое раздумье, причем сквозь зубы у него вырывались отдельные фразы:
