меньше было и сомневающихся. А тем временем перед стойкой билетного контроля нервно расхаживал взад и вперед Дино Кастис, посасывая незажженную сигару. Сегодня он выглядел необычайно озабоченным.
Коди Флинн оказался прав: любопытство, вызванное трагедией с Лилиан Палмер, вдвойне увеличило интерес к постановке. В театре «Юниверсал» яблоку негде было упасть, теперь задача состояла в том, чтобы удержать интерес публики. Уже застыли в ожидании многочисленные театральные критики, вооружившись отточенными перьями, готовые похвалить или осмеять долгожданную премьеру «Точного удара».
В тот вечер Джун облачилась в приносящее удачу черное бархатное платье, украсив его ниткой жемчуга. Она решила занять место в задних рядах, чтобы зорко следить за реакцией публики во время спектакля. Рядом с ней устроился и Артур Трумэн, подробно изучавший программку – не дай Бог в его фамилии допущена ошибка. В первом ряду показалось инвалидное кресло Лилиан Палмер: она сгорала от нетерпения не меньше актеров за кулисами. Публика гудела, многие зрители все еще стояли в проходах. Они вежливо двинулись к своим местам лишь тогда, когда свет в зале дважды вспыхнул – две минуты до начала представления.
За кулисами актеры и рабочая группа напряженно отсчитывали секунды: любой психолог обнаружил бы здесь все виды повышенной нервозности, стрессового состояния и страха. Чтобы как-то справиться с волнением, каждый был занят исполнением собственного «предзанавесного» ритуала. Кто-то чуть слышно напевал. Некоторые молились. Брайан достал из кармана и поцеловал небольшую фотографию матери. Челси сидела на диване в центре сцены, уставившись на бахрому занавеса, в ожидании, когда погаснет свет в зале и вспыхнут софиты. Она знала, что, едва занавес с шорохом поползет в стороны, возврата уже не будет. Оставалось каких-нибудь полторы минуты.
Аманда стояла наготове у бара, дрожащей рукой держа крышку от хрустального графина.
– Челси, ни пуха ни пера! – громко прошептала она.
Челси взглянула через плечо на улыбающееся лицо Аманды и кивнула ей. Вот оно. Наступает ее звездный час. Каждая реплика, каждое движение, каждая мысль должны быть сегодня безупречны. Неожиданно она поняла, почему Джун Рорк так безжалостно и неумолимо муштровала их изо дня в день. Самая трудная реплика – первая. Ну а уж после нее сработает репетиционный инстинкт, и память механически воспроизведет все то, на что Джун их натаскивала два месяца.
Карл Мэджинис, пробегая мимо Челси, прошептал:
– Шестьдесят секунд!
Челси кивнула. Ее руки отчаянно дрожали. Ей вдруг захотелось в туалет, но она вспомнила, что уже бегала туда всего пять минут назад. Кровь громко стучала у нее в висках, а от волнения перехватило дыхание.
– Эй, красавица, – услышала она справа от себя. Она подняла голову и увидела Коди, приготовившегося к выходу. – Все будет замечательно, поверь мне.
Она постаралась улыбнуться и громко прошептала:
– Почему я должна тебе верить?
– Я тебя когда-нибудь обманывал?
– Нет. Ну и что из этого?
Даже в тусклом свете рабочих огней сцены она заметила, как взволнованно блестят его пронзительно- зеленые глаза.
– А то. Если все пройдет гладко, то, может, поужинаем вместе? – с улыбкой прошептал Коди.
Челси ликовала. Ужин наедине с Коди Флинном? Да она всю жизнь мечтала о таком приглашении!
– Идет. – Но вдруг нахмурилась. – А вдруг провал?
Коди стрелой выскочил на сцену и упал на колени рядом с Челси.
– Все будет прекрасно, крошка. – Он быстро поцеловал ее в губы. – Ни пуха ни пера!
Челси почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце при прикосновении его губ. Она нагнулась и поцеловала его горячо и нежно.
– Если все будет хорошо, могу я рассчитывать на вознаграждение?
Коди кивнул, и тут на сцене вспыхнули софиты, а узкая полоска света под занавесом начала медленно тускнеть и наконец погасла. Он подскочил и бросился за кулисы. Челси чувствовала, как горят у нее щеки. Звук открывающегося занавеса легким эхом отозвался в притихшем зале. Но руки Челси уже не дрожали. Теперь все мысли ее сосредоточились на игре. Отныне ее имя – Кэсси Фрэнкс. И весь Нью-Йорк будет у ее ног.
Итак, спектакль начался.
Занавес медленно открылся, яркий свет прожекторов ударил в полную силу. Действие первое. Сцена первая. Декорации представляют гостиную в роскошном поместье семейства Фрэнкс. Художники потрудились на славу: дорогостоящий облицовочный материал полностью создавал иллюзию добротной мебели, выполненной из тяжелого дерева. Сцена была оборудована сложной компьютеризированной системой технических приспособлений, обеспечивающих смену интерьеров в зависимости от развития действия. Все смонтировано и работает четко, без единого сбоя. Посреди сцены на бархатном диванчике в стиле королевы Анны сидит Кэсси Фрэнкс и рассеянно разглядывает свои руки.
Челси почувствовала, как огонь прожекторов жжет ей кожу. Она покосилась на зал: там, за краем сцены, простиралось покрывало темноты. Но она знала, что оттуда, из этой темноты, на нее смотрят сотни глаз. Ощущение было восхитительное.
Мелодично звякнув хрустальной крышкой, Аманда закрыла графин, повернулась и жестким, назидательным тоном произнесла:
– Кэсси, ты ведешь себя словно ребенок. Мы все чувствуем, как нам не хватает твоего отца, но мне кажется, что ты впадаешь в крайность.
