— Да. Вы его знаете?
— Я много о нем слышал, — ушел Лозовский от прямого ответа, не имея никакого желания посвящать нефтебарона в непростую и нехорошо закончившуюся историю своего знакомства с Христичем. — Против него возбуждено уголовное дело за уклонение от уплаты налогов. Вам об этом известно?
— Разумеется.
— Получается, что его подставили, — заметил Лозовский, употребив неопределенную форму, хотя так и тянуло сказать «вы».
— Уладим.
— Володя, автограф, — попросила дежурная, терпеливо ожидавшая паузы в разговоре.
Лозовский подписал заявку и кивнул Кольцову:
— Желаю успеха.
— Уверен, что мы с вами еще встретимся, — любезно проговорил Кольцов. — И, возможно, не раз.
Он улыбнулся, но как бы одними губами. И вновь Лозовскому почудилось в его лице что-то серое, мохнатое.
Волчье.
Будет подлянка. Обязательно будет. Лозовский уже не сомневался в этом. И было странное ощущение, что проистечет она от Кольцова.
Отдел журналистских расследований «Российского курьера» располагался на четвертом этаже бывшей «Правды», но не в кабинете, а в торце коридора, отгороженном от остального пространства стеклянной стеной. Благодаря этой нехитрой реконструкции, вызванной тем, что половину кабинетов Броверман сдавал в аренду южно-корейской фирме, торгующей видеотехникой, образовалось вытянутое в длину, но довольно просторное помещение — «загон», как называли его в редакции.
В загоне шипела кофеварка, запах хорошего кофе перемешивался с сигаретным дымом. Все сотрудники отдела уже сидели за своими столами. Их было двое: экономический обозреватель Регина Смирнова и корреспондент Павел Тюрин.
Как и полтора с лишним десятка лет назад, когда Лозовский с ним познакомился, Тюрин подписывал свои материалы псевдонимом Майоров, хотя из МВД ушел в отставку в чине полковника. Потом несколько лет был начальником службы экономической безопасности крупного банка, очень хорошо зарабатывал.
Но в конце концов, не в силах совладать со страстью к писанию, прибился к «Российскому курьеру». Как и раньше, каждая статья давалась ему мучительно трудно, он переделывал материалы по много раз. И нередко, когда поджимали сроки, Лозовский переписывал их сам. Но по части добывания и проверки информации Тюрин был незаменим. За долгие годы службы сначала в ОБХСС, а потом в ГУБЭП он оброс огромным количеством знакомых, всех знал и все знали его.
Регине Смирновой было двадцать семь лет. Она была дочерью генерала, военного атташе посольства России в Великобритании, с отличием окончила экономический факультет МГУ, затем Высшую школу менеджмента в Лондоне. Лозовский познакомился с ней, когда она работала экспертом Московской фондовой биржи, и переманил в «Российский курьер». Рыжеватая, небольшого росточка, с фигурой подростка, она одевалась, как тургеневские барышни: серые кофты с оборками и рюшечками, длинные юбки, которые ей совершенно не шли. Так что Лозовский нисколько не погрешил против истины, сказав нефтебарону, что Регина Смирнова совсем-совсем не такая, как Милена Броневая. Но при внешней жантильности и вздорном, по-бабьи скандальном характере ум у Регины был холодный, мужской и перо тоже мужское, твердое. Все деловые люди, как и Кольцов, начинали читать «Российский курьер» с ее аналитических обзоров.
Недостатком Регины, который обернулся для отдела достоинством, было то, что она курила. Сигарета «Ротманс» все время тлела в пепельнице возле компьютерной клавиатуры. Ни Лозовский, ни Тюрин не курили, но притерпелись и не протестовали, когда к ним заходили из других отделов выкурить сигаретку, поболтать и выпить кофе из постоянно действующей кофеварки «эспрессо».
Постепенно отдел расследований превратился в клуб, где обсуждались все новости. Сдав в секретариат свои статьи, в загон заглядывали нештатники, как по старой памяти назвали независимых журналистов, на свой страх и риск выискивавших острые темы, а потом продававших материалы тому, кто больше заплатит. Народ был тертый, информированный. В трепе обо всем и обо всех, нередко за бутылкой виски или хорошего коньяка, купленных с гонорара, иногда всплывали серьезные темы, они становились поводом для публикаций, которые создали «Курьеру» репутацию издания, авторы которого всегда знают, о чем пишут.
Но сейчас, перед летучкой, в загоне были только Регина и Тюрин. На столе перед Тюриным лежал последний номер «Российского курьера», раскрытый на интервью заместителя начальника налоговой полиции генерала Морозова под крупной «шапкой» «Пора выходить из тени». Регина нервно курила.
Лозовский понял, что своим появлением он прервал какой-то напряженный и, судя по всему, неприятный разговор.
Он сунул дубленку в шкаф рядом с шубкой Регины и темно-синим, похожим на милицейскую шинель, пальто Тюрина, пригладил ладонями волосы и немного постоял у окна, глядя на мутные в снеговой пелене очертания домов и пытаясь сообразить, почему никак не оставляет его предчувствие опасности, с каким идешь по незнакомой деревенской улице и ждешь, что вот-вот выскочит сорвавшаяся с цепи псина и вцепится тебе в загривок. Потом подсел к столу Регины и попросил:
— Региночка, детка, посмотри на меня.
Она посмотрела — хмуро, неприязненно:
— Ну?
— Лисичка. Хитрая, но вроде не злая. Если ее специально не злить, — оговорился Лозовский.
— А я? — полюбопытствовал Тюрин.
— Лысый барсук.
Заглянула Фаина, секретарша редакции, высокомерная от приближенности к начальству, как это у них, секретарш, заведено. Предупредила, не входя в загон:
— Летучка задерживается, у Альберта Николаевича очень важный посетитель.
— А кто она? — спросила Регина.
— Крыса!
— Шеф, у тебя сегодня мизантропическое настроение.
— Немного есть, — согласился Лозовский.
— Сейчас мы тебя развеселим, — пообещала Регина не предвещающим ничего хорошего тоном. — Начни, Петрович. Ты первый сунулся в это дело.
— Куда я совался? Никуда я не совался, — запротестовал Тюрин. — Я выполнял задание шефа.
— Какое здание? — не понял Лозовский.
— Ты сказал, что интервью Морозова смахивает на джинсу. Я понял это так, что ты хотел бы разобраться, что к чему. Или я неправильно понял?
— Правильно, Петрович. Ты правильно все понял.
На редакционном жаргоне джинсой называли скрытую рекламу и черный пиар. Несмотря на то, что это было запрещено законом о средствах массовой информации и осуждалось Союзом журналистов, было немало изданий, и очень известных, которые занимались джинсой почти открыто и даже поощряли своих журналистов к поиску заказчиков. Автору статьи оставляли до пятнадцати процентов валютной наличности, которой расплачивались за джинсу, а все остальное шло в «черную кассу» редакции — в так называемый рептильный фонд.
Рептильный фонд существовал и в «Российском курьере». Образовывался он из «нала» рекламодателей, из аренды и других источников, известных лишь Броверману. Среди этих источников была реклама по бартеру, благодаря которой в кабинетах «Курьера» стояли хорошие компьютеры, у всех
