«Четвертая власть» вместе с другими ветвями власти, законодательной и судебной, медленно, но верно превращалась в сферу обслуживания исполнительной власти.
Стас воспринимал это спокойно, как естественный ход вещей, но старперам вроде Лозовского смириться с новой ролью было непросто. Куда проще, душевно комфортнее было считать всех сильных мира сего понтярщиками и политическими проходимцами. Тем более, что многие такими и были.
Но то, что мог позволить себе Лозовский, для Попова было недопустимо.
Он всегда был очень хорошо информирован о настроениях на Старой площади и в Белом доме. И все же не одернул Лозовского, а вместо этого завел бодягу о социальном оптимизме и эффективных собственниках. Больше того: в тематическом плане отдела расследований Стас обнаружил заявку Тюрина на материал «Игра в „семерочку“» с подзаголовком «Выходи из тени и спи спокойно. На нарах». Тема еще не была утверждена на редколлегии, но Попов не воспрепятствовал ее обсуждению, не вычеркнул сразу из плана. Это могло быть знаком того, что генерал Морозов заигрался и дни его сочтены.
Стас Шинкарев очень внимательно следил за перемещением фигур второго плана в правительственных кругах. Угадать на ранней стадии человека, идущего вверх, значило обеспечить себе гарантированный доступ к телу, когда это тело окажется недосягаемым для всех журналистов. Стас не жалел времени на окучивание таких фигур: консультировался с ними, брал интервью, при случае цитировал в своих материалах. Чиновникам льстило внимание молодого журналиста, придавало им значимости. Они считали, что покровительствуют ему, не подозревая, что это он изучает их и оценивает их перспективность. Далеко не все оправдывали ожидания, из десятка не больше одного-двух. Но и при этом среди высокопоставленных чиновников, которые считали Стаса Шинкарева своим, были влиятельные депутаты Госдумы и даже один министр.
Правда, говенненький — по национальной политике.
Заместитель начальника Федеральной службы налоговой полиции генерал Морозов был той лошадкой, на которую Стас поставил еще года два назад.
Узнать, что он сошел с дистанции, было очень досадно. С раздражением от того, что впустую потрачено столько времени и нервов на фигуру, оказавшуюся пустышкой, Стас просматривал газеты, но ничего о кадровых перестановках в руководстве ФСНП не было. Ни в официозной «Российской газете», ни в «Коммерсанте», ни на интернет-сайте налоговой полиции.
Да и сам Морозов, к которому Стас заехал прозондировать обстановку, не был похож на человека, над которым сгущаются тучи. Он встретил Стаса очень радушно, повел ужинать в небольшой кавказский ресторан, за ужином много, со вкусом, ел, стаканами пил кахетинское и самодовольно, как бы проверяя на молодом, облагодетельствованном им журналисте железную логику своих рассуждений, говорил о том, что лафа с высокими ценами на нефть подходит к концу, единственным источником доходов бюджета очень скоро станут налоги, и тогда ФСНП займет ведущее положение — то положение, какое и должна занимать налоговая полиция в России, которую разворовывает всяк кому не лень.
— Мы их научим Родину любить! — несколько раз повторил он, произнося слово «родина» как бы с большой буквы.
У Стаса шевельнулась мыслишка рассказать бравому генералу о планируемой в «Курьере» статье «Игра в „семерочку“», которая может основательно подпортить его карьеру. Но он решил, что эту информацию лучше приберечь для более подходящего случая. И ни к чему так вот, ни с того ни с сего, портить аппетит расположенному к нему человеку, уверенному, что он в полном порядке. А он, похоже, и был в полном порядке.
Тогда в чем же дело?
Показателем могла бы стать публикация в «Курьере» опровержения Кольцова, которого тот добивался от Попова. И хотя Попов заявил на летучке, что «Российский курьер» скомпрометировал Кольцова, опровержения не появилось ни в третьем декабрьском номере, ни в подготовленном к печати четвертом.
Вероятно, из-за незначительной тюменской нефтяной компании Попов не рискнул ссориться с генералом Морозовым, остро реагировавшим на любую критику в адрес своего ведомства.
Да и оснований для опровержения не было. Платеж просрочен? Просрочен.
Уголовное дело на генерального директора «Нюда-нефти» заведено? Заведено.
Значит, все правильно. Что тут опровергать?
О своем участии в комбинации с «Нюда-нефтью» Стас даже не думал, оценивая ситуацию как бы со стороны. Есть только то, о чем знают. А о чем не знают, того нет.
Стас ждал, что Попов как-то объяснит свой наезд на летучке. Но тот делал вид, что ничего не произошло. Он был возбужденно деятелен, как человек, перед которым открылись новые жизненные перспективы. По редакции даже прошел слух, что ему предложили должность генерального директора НТВ.
На Старой площади были очень недовольны тем, как канал освещал события захватом заложников в Театральном центре на Дубровке, ожидались оргвыводы.
Оргвыводы назревали, как чирий, ситуация оживленно обсуждалась в прессе, как и все связанное с НТВ, злорадствовали по поводу бесславного окончания карьеры назначенца Газпрома Бориса Йордана, обсуждались кандидатуры его наиболее вероятных преемников. В этом списке фамилия Попова не появилась ни разу, но настроение Попова не стало хуже. Значит, дело было не в НТВ.
В такой ситуации самому идти к Попову и требовать объяснений — это было неправильно. Тот, кто требует объяснений, заведомо ставит себя перед вынужденным решением, если разговор сложится неблагоприятно. А к такому повороту Стас был не готов, хотя ему все чаще, особенно по ночам, приходили мысли о том, что его переход из скандального «Московского комсомольца» в респектабельный «Российский курьер» был, возможно, ошибкой.
Он понял: вот это и было главной, подспудной причиной его дерганья.
Да, это.
И тут, будто притянутое смутными ночными мыслями, произошло событие, которое сделало объяснение с главным редактором неизбежным.
За неделю до Нового года в отдел информации, куда из-за тесноты в редакционных кабинетах «Курьера» был втиснут письменный стол Стаса, влетела Милена Броневая, черной молнии подобна, размахивая кожаной торбой, инкрустированной медяшками, и с порога, не стесняясь присутствия Германа Сажина, который ее на дух не переносил, понесла такую ахинею, что Стас даже не сразу понял, о чем речь. Как оказалось, генеральный директор Броверман издал приказ: рубрика «Светская жизнь» закрывается как не отвечающая профилю «Российского курьера», соответственно сокращается штатная единица. Это означало, что Милене Броневой нужно искать работу.
Увольнение Милены Стас воспринял с сочувствием, но и не без некоторого злорадства. Достала она всю редакцию своим апломбом. И все-то рвутся дать ей интервью, Алка Пугачева телефон оборвала. Все мечтают с ней переспать, один нефтебарон из Тюмени чуть ли не на коленях стоял, умолял поужинать с ней в «Голден-Паласе». Все жаждут заполучить ее в сотрудники, с телевидения звонят, из «Вога» звонят, из «Космополитена» звонят, из «Мари-Клер» звонят.
Среди журналистов не считалось грехом прихвастнуть знакомствами со знаменитостями. Но Стас не помнил случая, чтобы кто-нибудь хвалился своими гонорарами или своей востребованностью. Вулканическая подвижность времени рождает карьеры, но так же стремительно и непредсказуемо их крушит. Сегодня ты алюминиевый король, а завтра сидишь в Бутырке. Сегодня ты поливаешь по телевизору власть имущих за очень скромную, по сравнению с американскими телезвездами, зарплату в пятьдесят тысяч долларов в месяц, а завтра тебе перекрывают кислород на всех российских каналах, а в Си-Эн-Эн не берут даже стажером. Только такая самовлюбленная идиотка, как Милена, могла набивать себе цену разговорами о своей незаменимости в нынешние времена, когда никто не может быть уверенным в завтрашнем дне: ни
