тебя, начинаешь верить в судьбу.
— Чем же это я везучий? — спросил Лозовский, с радостью понимая, что он может и думать, и говорить. По всему телу распространилась легкость, утренняя летняя свежесть, когда губы сами собой растягиваются в улыбке — просто так, ни от чего.
— Тем, что попал на меня. Ты стал большой проблемой, парень, ты это знаешь?
— Вы кто?
— Я тот человек, который решает проблемы. Начальник службы безопасности фирмы «Союз», — представился незнакомец.
— А, полковник, из военной разведки, — равнодушно сказал Лозовский. — Ну, решайте.
— Мне приказано доставить тебя в Нижневартовск.
— А оттуда в Тюмень? Или Кольцов сам прилетит в Нижневартовск? Доставляйте. Мне есть о чем поговорить с вашим шефом.
— Не будешь ты с ним говорить. Как ты добрался до Нюды?
— По зимнику, на санно-тракторном поезде.
— Так я и подумал. Вешки на реке видел?
— Видел.
— Остальное поймешь. Поедешь на вездеходе. Водила не заметит вешек. Понял?
— Не понял. Он — тоже со мной?
— Он выскочит. Загодя. Приложит тебя кастетом и выскочит.
— Водилой будет — этот?
— Да, Ленчик. Личник Кольцова.
— Откуда он здесь взялся?
— Оттуда. Он единственный, кто знает тебя в лицо.
— Без кастета нельзя было обойтись?
— Пес, — недовольно сказал полковник. — Злобный пес.
— Стаса Шинкарева — тоже он?
— Кто такой Стас Шинкарев?
— Московский журналист. Его убили четыре дня назад по дороге в Шереметьево. Кастетом.
— Не мои дела. Москвой я не занимаюсь, там своя служба.
— Капитан Сахно?
— Ты много знаешь, парень.
— Гораздо больше, чем вы думаете. И чем это хотелось бы вашему шефу.
— Потому ты и стал проблемой. Ты чего улыбаешься?
— А так, хорошо, — беззаботно ответил Лозовский.
— Не плыви! — прикрикнул полковник. — Кайф словил! Рано тебе кайфовать! Что будем делать?
— Это ваша проблема.
— Ладно. Сделаем так. На вездеходе ездил?
— Нет. На тракторе ездил, на танке.
— Значит, управишься. Сейчас я уйду, дверь не запру. Выйдешь, по коридору налево, у заднего крыльца вездеход. Заведенный, на холостом ходу. Сядешь, и к реке. Повернешь направо. Через двенадцать километров на левом берегу леспромхоз, не пропустишь — там бревна и огни.
— А сейчас что? — спросил Лозовский.
— Ночь. От леспромхоза до Сургута узкоколейка. Вездеход бросишь на берегу. Доберешься до Сургута — сразу в аэропорт и в Москву. Там напишешь заявление в прокуратуру — за незаконное задержание.
— Кто меня задержал?
— Участковый.
— Он подтвердит?
— Не помнит он ни хера. Каждый вечер напивается в лоскуты, утром ничего не помнит. Храпит сейчас в кабинете.
Полковник вышел, через некоторое время вернулся, бросил Лозовскому камуфляжные штаны на синтепоне, ушанку и валенки.
— Одевайся.
Снова вышел, принес дорожную сумку Лозовского, доверху набитую его одеждой, кинул на колени бумажник с документами и деньгами. Лозовский заглянул — рубли и пачка долларов были на месте.
— Переоденешься в Сургуте в аэропорту, зайдешь в сортир и переоденешься. Ты чего ждешь? Тебе сказано: одевайся!
— Не катит, полковник, — ответил Лозовский. — Я сяду в вездеход, вы устроите погоню и пристрелите меня при попытке к бегству. Придется вам как-то по-другому решать проблему. И на меня не рассчитывайте, я вам не помощник.
— Мудак! — выругался полковник. — Ты никогда никому не доверяешь?
— Я не доверяю тем, чьих действий не понимаю. Почему я должен вам доверять?
— Вот почему, — проговорил полковник и протянул Лозовскому его часы. — Я был в той колонне, которую ты вывел под Джелалабадом по минному полю. Майором я тогда был, служил в разведуправлении Сороковой армии. Помнишь, что ты сказал, когда Ермаков вручал тебе эти часы?
— Не помню.
— А я помню. Вместо «Служу Советскому Союзу» ты сказал: «Да что вы, товарищ генерал-лейтенант, не за что». Теперь ты понял, почему я сказал, что тебе повезло, что попал на меня? Я твой должник, парень. Я просто отдаю тебе долг.
— Вы не мой должник, полковник. Вы должник капитана Степанова — журналиста, которого ваши люди убили по вашему приказу. Я его спасал. Заодно спас себя. И вас. Этот долг неоплатный. Некому его отдавать.
— Я не приказывал убивать Степанова! Это была самодеятельность, дурь. Эти мудаки пересрали, что их погонят с работы за то, что на промыслах появился чужой. И надумали решить проблему сами, втихую.
— Зачем вы мне это говорите? Это вы скажете на Страшном суде. Эти двое подтвердят ваши слова?
— Подтвердят. На Страшном суде. Они уже там, стоят в очереди. Поехали на точку на вездеходе, бак прохудился, солярка вытекла, вездеход заглох в тундре, а мороз был под сорок.
Лозовский только головой покачал:
— Умеете вы решать проблемы!
— Не я их создаю.
— Вам не кажется, что количество трупов увеличивается слишком быстро? Уже четыре. С Христичем — четыре с половиной.
— А что Христич?
— Полутруп.
— Будут еще, — мрачно пообещал полковник. — Кричи.
— Что кричать?
— Что хочешь. Ори!
— Не буду я орать.
— Ну, связался я с мудаком!
Полковник извлек из наплечной кобуры пистолет и стал бить в дверь ногой. Ручка двери повернулась. Полковник прижался спиной к стене. Ворвался телохранитель Кольцова с пистолетом в руке.
— Какого хера…
Ничего больше он сказать не успел — рухнул от удара пистолетной рукоятью по затылку. Полковник оттащил его от порога и запер дверь.
— Вы его убили? — полюбопытствовал Лозовский. От разлившегося по всему телу наркотика он чувствовал себя зрителем на каком-то странном представлении.
— Еще нет, — буркнул полковник. Он спрятал свой пистолет, взял пистолет Ленчика, обмотал ствол
