автомобильного кортежа из засады, выстрел из гранатомета «Муха», таллий в «Боржоми», сильнодействующий яд на телефонной трубке.
Было не то и не то, и не то.
Было трагическое происшествие в среднем течении реки Тавды, притока Иртыша, какие нередко случаются на сибирских реках ранней весной, когда лед еще крепок, но подводные родники вымывают снизу лакуны.
Японский гусеничный вездеход «Субару», на котором после удачной охоты на лося возвращался в свою загородную резиденцию под Тюменью президент межрегионального холдинга ОАО «Союз», известный бизнесмен, крупный нефтепромышленник Геннадий Сергеевич Кольцов, провалился в одну из таких лакун.
Следовавший за ним вездеход с охраной вовремя остановился, но никакой помощи охранники оказать не смогли: «Субару» мгновенно ушел в воду. Водитель вездехода успел выскочить из кабины, но течением его утащило под лед.
Водитель и все пассажиры вездехода погибли. Кроме Кольцова, в салоне «Субару» были три высокопоставленных чиновника тюменской губернаторской администрации, начальник службы безопасности ОАО «Союз», а также главный редактор московского еженедельника «Российский курьер» Альберт Николаевич Попов, который прилетел в Тюмень, как предполагают, для обсуждения с Кольцовым организации региональных выпусков еженедельника «Российский курьер» в пятнадцати нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих областях и краях России.
На месте трагедии работают спасатели МЧС со специальной техникой, извлекая из реки вездеход с телами погибших.
Эта корреспонденция, переданная по электронной почте в «Российский курьер» нештатным собкором «Курьера» Эдуардом Рыжовым, была озаглавлена «Конец охоты».
«В этом трагическом происшествии обращает на себя внимание одно странное обстоятельство. Реки, которые зимой используются как дороги, всегда промечаются вешками, предупреждающими водителей об опасных местах. На месте трагедии эти вешки почему-то оказались поваленными и присыпанными снегом».
Первым в «Российском курьере» на корреспонденцию Рыжова «Конец охоты» наткнулся шеф-редактор отдела информации Герман Сажин. Он приезжал в редакцию в шесть утра и вылавливал из Интернета новости для информационного блока «Курьера». Он перебросил текст на е-мейл Регины Смирновой, обычно тоже приезжавшей с утра пораньше, чтобы спокойно поработать на мощном редакционном компьютере. Потом появился Тюрин, молча прочитал текст с монитора, разделся и принялся заправлять кофеварку.
Когда приехал и вошел в загон отдела расследований Лозовский, корреспонденция уже была отпечатана на принтере и лежала на его столе. Лозовский прочитал ее, не раздеваясь, стоя. Потом сел и внимательно прочитал еще раз.
Регина сказала — не спрашивая, а утверждая:
— Ты знал. Ты знал, что так будет!
Он долго молчал, потом кивнул:
— Да.
— Теперь тебе с этим жить.
Он снова кивнул:
— Да.
— Володя, как же ты будешь с этим жить?!
Он пожал плечами:
— Не знаю.
— Ты умеешь молиться?
— Нет.
— Я умею, меня бабушка научила. Я за тебя помолюсь.
Лозовский улыбнулся:
— Помолись. Только вряд ли мне это поможет.
— Где?
— На Страшном суде, деточка. Там, где меня спросят: «Знаешь ли ты за собой этот страшный грех? Ты мог предотвратить смерть невинных людей, но даже попытки не сделал. Знаешь ли ты этот грех?»
— Что ты ответишь?
— «Да, скажу я, знаю». Меня спросят: «Сожалеешь ли ты об этом в сердце своем, раскаиваешься ли ты?» «Нет, я скажу, нет…» — Нет! — резко повторил Лозовский и грохнул кулаком по столу так, что мигнул экран монитора. — На могиле Коли Степанова я сказал себе: «Они за это заплатят». Я сказал ему: «Капитан Степанов, я тебе клянусь, что они за это заплатят!» Когда я увидел Христича, я сказал: «Они за это заплатят». Я сказал это себе, а не ему, потому что он уже не человек, а растение! Они за это заплатят, поклялся я. Потому что если такое оставлять безнаказанным, возможно все: новые Печатники, новые Дубровки, новая Чечня — все! Если такое оставлять безнаказанным, Россия превратится в ад. Она превратится в ад, и мои сыновья будут жить в аду! Так пусть лучше в аду буду я.
— Володя, мы будем там вместе, — добродушно проговорил Тюрин, выпуская из «эспрессо» струю кофе в чашку с надписью «Павлик».
— Ты-то при чем?
— А это я организовал утечку информации — сплавил в «Сиб-ойл» очерк Степанова с правкой Кольцова. И насчет региональных выпусков «Курьера», после которых Кольцов возьмет всех губернаторов за горло, и никакие «Сиб-ойлы» не смогут ему помешать. А заодно и о цене, которую намерены предложить англичане. Кофе хочешь?
— Хочу.
Тюрин налил кофе в кружку с надписью «Вова».
— Вы сошли с ума! — растерянно сказала Регина. — Вы оба сошли с ума! Володя! Петрович! Скажите, что вы пошутили! Это шутка, да? Дурацкая шутка? Ну, соврите!
— Если это шутка, то не очень смешная, — отозвался Тюрин. — Это не шутка, Регина, это жизнь. Которая дается человеку, как говорится, только один раз…
— И прожить ее надо, — закончил фразу Лозовский.
— Я буду молиться за вас обоих. Я сегодня поеду в Елоховский собор и буду молиться за вас всю ночь!
— Правильно, — одобрил Лозовский. — А утром ты, жопа, пойдешь в хорошую парикмахерскую, потом в бутик и оденешься так, чтобы мы с Петровичем мгновенно в тебя влюбились! И будешь ждать своего жирафа. И будешь счастлива. Ты обязана быть счастливой! И тогда, может быть, нам немного простятся наши грехи.
— Аминь, — заключил Тюрин.
Тело известного журналиста и видного демократического деятеля Альберта Николаевича Попова было доставлено в Москву и после гражданской панихиды в Центральном доме журналиста погребено на Троекуровском кладбище. На первой полосе «Российского курьера» был напечатан портрет Попова в траурной рамке. Портрет занял почти всю полосу, поэтому места для некролога осталось немного.
«Он был журналистом. Это была его профессия, его образ жизни и образ мысли.
Он никогда не уклонялся от выполнения профессионального и человеческого долга — так, как его
