температура при измерении электротермометром в прямой кишке на момент осмотра в 11 часов 05 минут равна 15 градусам.
Справа от входа в комнату стоит разложенный мольберт, на нем закреплен холст с нарисованными на нем разноцветными геометрическими фигурами. Рядом журнальный стол темного цвета, на нем лежит коробка с красками, кисти для рисования, коробка с карандашами, а также зажигалка „Zippo“ в корпусе из желтого металла (предположительно золотая) с выгравированной надписью „К. от И. С любовью“. Здесь же стоит открытая бутылка коньяка „Хеннесси“ емкостью 0,7 литра и две наполненные рюмки.
На полу рядом с правой передней ножкой дивана лежит пистолет системы „Таурус“. В магазине, рассчитанном на пятнадцать патронов „люгер/парабеллум“ калибра 9 мм., находится четырнадцать патронов. Стреляная гильза пятнадцатого патрона с надписью латинскими буквами „Parabellum. 9 mm.“ обнаружена в двух метрах от дивана под батареей центрального отопления.
Труп находится на тахте в полусидячем положении с сильным наклоном вправо. Левая рука лежит на животе, правая свисает с тахты. Ноги вытянуты. Трупное окоченение выражено в обычно исследуемых группах мышц. Трупные пятна бледно-фиолетовые, располагаются на передней поверхности тела, при надавливании не бледнеют и не изменяют первоначальной окраски.
Входное пулевое отверстие расположено в двух сантиметрах над правым ухом, выходное — сверху в сантиметре от левой брови. Часть черепа над левым виском и часть левой надбровной дуги отсутствуют. Часть головного мозга выпала наружу, осколки костной ткани черепа прилипли к волосам и к тахте.
У трупа острижены ногти и изъято подногтевое содержимое. Срезы ногтей и подногтевое содержимое с каждого пальца правой и левой руки помещены в отдельные конверты, которые заклеены, снабжены соответствующими надписями и подписаны следователем и понятыми.
На трупе надеты: майка черного цвета, синие спортивные брюки с белыми полосами по бокам, трусы серые типа „плавки“, комнатные тапки. Тахта под трупом пропитана кровью.
При исследовании тахты труп Егорычева перемещен на белую чистую простыню, в этом положении с него сняты майка, брюки и плавки. Вещи сложены в два целлофановых пакета, запакованы, снабжены сопроводительными бирками.
При осмотре производилась фотосъемка места происшествия в целом, трупа, повреждений и трупных пятен на нем, пистолета, мольберта с холстом, бутылки коньяка, рюмок, зажигалки, коробки с красками, коробки с карандашами, кистей для рисования.
С места происшествия изъяты: пистолет „Таурус“, бутылка коньяка „Хеннесси“, две рюмки, зажигалка, ногти и подногтевое содержимое, майка, трусы и спортивные брюки. Из серванта изъяты деньги в сумме 2700 (две тысячи семьсот) долларов США. Кисти рук трупа помещены в целлофановые пакеты, труп завернут в простыню и отправлен в морг бюро судебно-медицинской экспертизы.
Протокол прочитан вслух следователем. Замечаний на действия следователя и правильность составления протокола не поступило.
Следователь Таганской межрайонной прокуратуры юрист первого ранга Авдеев Д. Л.».
— Годится? — спросил Акимов, когда Леонтьев дочитал протокол.
— Нормально. Только вот зажигалка… «Zippo» золотой не бывает. Это зажигалка американской армии. Большая, удобная, поэтому стала популярной. Придумай что-нибудь другое. «Пеликан», «Ронсон», что там еще? Зайди в фирменный табачный магазин, там увидишь. И еще, — подумав, сказал Леонтьев. — Гравировка. «К. от И. С любовью».
— Что вас смущает? Подарила любовница.
— Пошловато. Люби меня, как я тебя. А мы договорились, что она дама со вкусом. И гравировка сразу заставит следователя искать, кто эта «И.». Поддавки. Золотая зажигалка сама по себе многозначительный подарок. И ясно, что от женщины, не от приятелей.
— ВсЈ?
— Пока вроде всЈ. Если потом что-то понадобится, добавим. Давай сейчас о другом. Мартынов. Кто он такой?
— Майор, старший оперуполномоченный МУРа.
— Сколько ему?
— Лет сорок, я думаю. Меньше нельзя, другое поколение, мы их не знаем. Больше тоже. Тогда он должен быть как минимум подполковником.
— Сколько лет комиссару Мегрэ?
— Он старше. За пятьдесят. Но и должность у него немаленькая — начальник следственного управления. Или что-то в этом роде. Почему вы спросили о Мегрэ?
— Мартынов мне видится таким же по складу характера. Неторопливый, обстоятельный. Его талант в чем? Он обычный человек и понимает психологию обычных людей. Вот как: Мартынов такой же, каким бы стал Мегрэ, если бы служил не на набережной Орфевр, а на Петровке.
— Вы уверены, что он дослужился бы до начальника? У нас другие таланты нужны. Угодить, поддакнуть. Так и застрял бы в майорах.
— А если он и застрял?
— Согласен, — помедлив, кивнул Акимов.
— С этим разобрались, — подвел итог Леонтьев. — Взятки берет?
— Что вы! Конечно, нет. Читатель должен сопереживать Мартынову. А как сопереживать взяточнику?
— Почему не берет?
— Дожили! — восхитился Акимов. — Почему мент берет взятки, можно не объяснять. А почему не берет — вопрос. Не дают, поэтому и не берет.
— Неубедительно, — усомнился Леонтьев. — Все знают, что проститутки и сутенеры отстегивают ментам.
— Он с ними не контачит. Только когда совершено преступление. За что ему давать?
— Чтобы не возбуждать дело. Чтобы закрыть дело. Это в его власти.
— Тогда не знаю, — сдался Акимов. — Вы знаете?
— Ему не дают взяток, потому что у него репутация человека, который не берет взяток. А как она сложилась? Очень просто. В молодости, когда у него еще были идеалы, ему предложили взятку. Какой- нибудь цеховик. Мартынов его посадил. Именно за взятку. С тех пор за ним так и пошло.
— Идеалов у него больше нет?
— А у тебя?
— Есть. Но основательно потускнели, — признался Паша.
— Вот и у него потускнели. Теперь портрет, — продолжал Леонтьев. — Это важно. Мартынов будет действовать не только в этом романе. Но и в других, если серия получится. Поэтому он должен быть запоминающимся, узнаваемым сразу.
— А если наоборот — обыкновенный, невзрачный?
— Опять ты за свое! — с досадой сказал Леонтьев. — Что значит обыкновенный? Что значит невзрачный? Слова-пустышки. Так можно сказать и о тебе, и обо мне. А что между нами общего? Ничего. В метро или в электричке людей видишь? Ни одного одинакового лица.
— Но в массе безликие, — продолжал упорствовать Акимов.
— Мартынов — не в массе. Можно так: «В толпе никто не обратил бы на него внимания, но, приглядевшись, отметил бы…». Что?
— Волевое лицо, проницательный взгляд.
— Паша, я тебя когда-нибудь убью. Бери бумагу, иди в гостиную и набросай мой портрет. А я твой. Потом сравним.
— Это еще зачем?
— Чтобы ты научился видеть то, что пишешь.
— Только время теряем, — проворчал Акимов, но послушно вышел.
Через полчаса он вернулся в кабинет с исчерканными листками. Леонтьев кивнул:
— Читай.
— Начните вы.
