Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

выступлений Ельцина была не конструктивная программа реформ, а обличение партийных привилегий и некомпетентности высшей бюрократии.

Партийное руководство обижалось, и его капризные «наезды» на Ельцина доводили его популярность до экзальтации.

Но пока Станкевич еще сражался по принципу «каждый сам за себя». Он вспоминает: «Самовыдвиженцев» сначала никто не принял всерьез. Было 12 кандидатов, из которых райком поддерживал трех – директора оборонного предприятия, директора института радиологии, врача, и прежнего депутата от района, академика – директора оборонного предприятия. Власти нас рассматривали как архитектурное украшение. Жители восприняли с интересом – это было в диковинку».

Казалось, у одного из кандидатов райкома КПСС мандат был в кармане. Но характерно, что райком не сконцентрировал свою поддержку на одной фигуре. Между разными подразделениями райкома существовало даже некоторое соперничество. Так что, с одной стороны, Станкевич получал поддержку, а с другой – ему ставили палки в колеса[226]. Противостояние с «демократами» еще не волновало партию, она культивировала плюрализм как метод отбора наиболее приемлемого для населения начальника. То, что в финал могут выйти не его фавориты, райкому казалось невероятным.

Вспоминает С. Станкевич: «Они могли обещать, что отремонтируют дороги и школы, будут развивать здравоохранение. А я стоял в переходах метро, общался с людьми. Лемешев проводил митинги».

В обычные стабильные эпохи обывательское сознание преобладает, и люди верят, когда начальственные голоса обещают все улучшить, ничего не меняя в системе. Но в революционные периоды люди требуют объяснений: а почему раньше не улучшили и не построили? Может быть, дело в социальном механизме, который стоит изменить? И за ответом на этот вопрос идут не к начальству, а на митинг или к странному кандидату, который зябнет у входа в метро.

Тем не менее, райком отслеживал, что говорят кандидаты. О многопартийности Станкевич пока предпочитал не говорить (эту тему поднял на знамя А. Мурашев), но вот тему Ельцина отработал по полной программе.

Вспоминает С. Станкевич: «Линией размежевания было отношение к Ельцину, который тогда стал остро критиковаться в прессе. Тема многопартийности не приветствовалась».

15-16 марта состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором выступил рабочий В. Тихомиров, который обличил антипартийные выступления Ельцина в ходе предвыборной кампании. Была создана комиссия по проверке высказываний Ельцина. Опальный «правдоруб» снова был обижен. Это вызвало новую волну сочувствия. 18 марта в Москве прошла демонстрация в поддержку Б. Ельцина, в которой участвовало около 10 тыс. человек. На следующий день вдвое большее количество людей собралось перед Моссоветом и скандировало: «Ельцин! Ельцин!» Впервые на улицы Москвы вышло столько народа. Простые лозунги сплачивали недовольных. «Московский народный фронт» и конкурирующий с ним Российский народный фронт попробовали развернуть кампанию митингов в поддержку Ельцина, но проводить их разрешили только на удаленной от станций метро и от центра огромной площадке в Лужниках, где митингующие смотрелись сиротливо, даже если их было несколько сот. Случайных прохожих, которые могли бы пополнить ряды митингующих, здесь не было. Ссылка в Лужники как метод борьбы с легальными митингами понравилась городскому начальству. Это сыграет с ним злую шутку уже в мае 1989 года.

Ельцин меж тем собрался на встречу с избирателями в Братеево, где «демократы» были хорошо организованны по территориальному принципу. Несколько тысяч митингующих было обеспечено. Но, прознав о возможности увидеть «живого Ельцина», народ съезжался в Братеево со всей Москвы – собралось около 20 тыс. человек.

«К сожалению, первые минуты выступления я пропустила, так как лишь с третьей попытки смогла втиснуться в автобус, битком набитый желающими хоть одним глазком взглянуть на «героя нашего времени». Но атмосфера, царившая в автобусе, вознаградила меня за все эти неудачи. То тут, то там среди пассажиров раздавались веселые возгласы, не без угрозы, однако, предлагавшие шоферу ответить: «За Ельцина он или нет?», и, в случае положительного решения вопроса, ехать без остановок. Одной насмерть перепуганной старушке, безуспешно пытавшейся пробиться к выходу сквозь толпу горячих поклонников Ельцина, посоветовали «помитинговать, прежде чем сойти в могилу», а то ведь «70 лет молчали». Но все разговоры неизменно кончались заверением, что Бориса Николаевича мы в обиду не дадим!»[227], – делилась своими впечатлениями О. Петрова.

И тут в игру удачно вступил Станкевич.

Вспоминает С. Станкевич: «Когда Политбюро создало комиссию по Ельцину, я написал телеграмму в его защиту, что это рецидив антидемократической практики. Подготовил к отправке и позвонил Музыкантскому, координировавшему кампанию Ельцина, чтобы он посмотрел. Он сказал: а что ты будешь один отправлять, давай мы соберем подписи наших кандидатов. Ельцин будет выступать на митинге в Братеево, и там добавим подписей».

В итоге письмо Станкевича убило двух зайцев: Ельцин получил публичную поддержку группы кандидатов, а кандидаты стали «вагонами», прицепленными к «паровозу» Ельцина. Сторонники Ельцина теперь могли определиться, за кого голосовать в более мелких округах.

Для этого нужно было сделать список в поддержку Ельцина достоянием гласности. Как нельзя кстати помог праздник плюрализма на телевидении. Районные студии давали каждому кандидату по шесть минут на выступление. Настала очередь A. Мурашева.

Вспоминает С. Станкевич: «Он заявил: „Программа у меня очень короткая – я выступаю за многопартийность, а дальше я зачитаю телеграмму“. Это была бомба, люди записывали ее и распространяли дальше. За неделю до выборов».

Первый тур дал «ельцинистам» перевес в большинстве округов, где они выдвигались. Но для Станкевича победа была впереди. Фавориты аппарата не вышли во второй тур, и теперь предстояло соревноваться с «патриотами» и экологистами, двигавшими М. Лемешева. Его поддержали И. Глазунов, В. Солоухин, B. Распутин, С. Залыгин. Обе стороны пытались донести свою идею до избирателя с помощью простеньких рекламных стишков. Лемешевцы: «Выберите нас, выберите нас, не хотим носить противогаз». Сторонники Станкевича: «Станкевич смотрит в корень: плохи у нас вершки, но главная причина – не годны корешки».

Вспоминает С. Станкевич: «Было противостояние, митинг против митинга, с взаимными обвинениями. Я был „агентом мирового сионистского заговора, ЦРУ и КГБ“. Сейчас бы их альянс (сторонников Лемешева. – А. Ш.) назвали „красно-коричневым“. Лемешева обвиняли в шовинизме, принадлежности к „Памяти“ (Лемешев официально отмежевался от нее. – А. Ш.), зацикленности на экологических сюжетах – что все нужно остановить, запретить, в неспособности комплексного взгляда, конкретных предложений по демократизации политической жизни».

Лемешевцы обвиняли Станкевича в карьеризме и контролируемости горкомом партии, использовании западных методов воздействия на избирателей. Лемешева обвиняли в шовинизме и неуравновешенности.

После того как Станкевич выступил в поддержку Ельцина, в МГК не нашли ничего лучше, как вызвать Станкевича на ковер и под угрозой исключения из партии потребовать от него выступить против Ельцина. Естественно, Станкевич не мог на это согласиться, зато влияние партийных структур на него было обрублено одним махом[228]. А Станкевич после этого конфликта получил 57% голосов во втором туре и стал депутатом-» демократом».

«ВТОРАЯ ПАРТИЯ»

ПОЛУЧЕНИЕ ДЕПУТАТСКИХ мандатов частью либеральных деятелей и несколькими (пока не самыми влиятельными в своей среде) неформалами поставило перед оппозицией новые вопросы. За депутатами формально стояли миллионы избирателей, в то время как за любой из неформальных групп – в лучшем случае тысячи. Следует ли становиться группами поддержки «нашей фракции» в парламенте? Будет ли эта фракция действовать в соответствии с позицией гражданского