также заметила в госте что-то странное и вопросительно посмотрела на Тома, словно ища у него объяснения. Том покачал головой и с таким же безмолвным недоумением посмотрел на Мартина.
Мартин не сел, но подошел к окну и стал глядеть на улицу. Минуту спустя он повернул голову и хотел заговорить, и снова отвернулся к окну, так и не заговорив.
- Что случилось, Мартин? - тревожно спросил Том. - Какие дурные вести вы принесли?
- Ах, Том! - возразил Мартин с упреком. - Ваш притворный интерес к тому, что со мной случилось, еще обиднее, чем ваше недостойное поведение.
- Мое недостойное поведение, Мартин! Мое... - Том не мог выговорить больше ни слова.
- Как вы могли, Том, как могли вы допустить, чтобы я так горячо и искренне благодарил вас за вашу дружбу, и не сказали, как подобает мужчине, что вы покидаете меня? Разве это по-дружески? Разве это честно? Разве это достойно вас - такого, каким вы были прежде, каким я вас знал, - вызывать меня на откровенность, когда вы перешли к моим врагам? Ах, Том!
В его голосе слышалась такая горячая обида и в то же время столько скорби о потере друга, в которого он верил, в нем выражалось столько былой любви к Тому, столько печали и сожаления о его предполагаемой непорядочности, что Том на минуту закрыл лицо руками, чувствуя себя не в силах оправдываться, словно он в самом деле был чудовищем лицемерия и вероломства.
- Скажу по чистой совести, - продолжал Мартин, - что я не столько сержусь, вспоминая свои обиды, сколько горюю о потере друга, каким я вас считал. Только в такое время и после таких открытий мы познаем полную меру нашей былой привязанности. Клянусь, как ни мало я это выказывал, Том, я любил вас, как брата, даже тогда, когда не проявлял должного уважения к вам.
Том уже успокоился и отвечал Мартину словно сам дух истины в будничном обличье, - этот дух нередко носит будничное обличье, слава богу!
- Мартин, - сказал он, - я не знаю, откуда у вас эти мысли, кто повлиял на вас, кто внушил их вам и с какой чудовищной целью. Но все это сплошная ложь. В том впечатлении, какое у вас создалось, нет ни капли правды. Это заблуждение с начала до конца; - и предупреждаю вас, вы будете глубоко сожалеть о своей несправедливости. Честно скажу, что я не изменял ни вам, ни себе. Вы будете глубоко сожалеть об этом. Да, будете глубоко сожалеть, Мартин.
- Я и сожалею, - ответил Мартин, качая головой. - Мне кажется, я впервые узнал, что значит сожалеть всем сердцем.
- Во всяком случае, - сказал Том, - если бы я даже был таким, каким вы считаете меня, и не имел права на ваше уважение, и то бы вы должны были мне сказать, в чем заключается мое предательство и на каком основании вы меня обвиняете. Вот почему я не прошу вас об этом как о милости, но требую как своего права.
- Мои свидетели - это мои глаза, - возразил Мартин. - Должен ли я им верить?
- Нет, - спокойно сказал Том, - не должны, если они обвиняют меня.
- Ваши собственные слова, ваше поведение, - продолжал Мартин. - Должен ли я им верить?
- Нет, - спокойно отвечал Том, - не должны, если они обвиняют меня. Но этого просто не может быть. Тот, кто истолковал их так ложно, оскорбил меня почти столь же глубоко, - тут спокойствие едва не изменило ему, - как это сделали вы.
- Но ведь я пришел сюда, - сказал Мартин, - и обращаюсь к вашей милой сестре с просьбой выслушать меня...
- Только не к ней, - прервал его Том. - Прошу вас, не обращайтесь к ней. Она никогда вам не поверит.
Говоря это, он взял ее под руку.
- Как же я могу верить этому, Том?!
- Нет, нет, - вскричал Том, - конечно, не можешь. Я так и сказал. Ну, перестань же, перестань. Какая же ты глупенькая!
- Я никогда не думал, - поторопился сказать Мартин, - восстанавливать вас против вашего брата. Не считайте меня настолько малодушным и жестоким. Я хочу одного: чтобы вы меня выслушали и поняли, что я пришел сюда не с упреками - они тут неуместны, - но с глубоким сожалением. Вы не можете знать, с каким горьким сожалением, потому что не знаете, как часто я думал о Томе, как долго, находясь в самом отчаянном положении, я надеялся на его дружескую поддержку и как твердо я верил в него и доверял ему.
- Подожди, - сказал Том, видя, что она собирается заговорить. - Он ошибается; он обманут. Зачем же обижаться? Это недоразумение - оно рассеется в конце концов.
- Благословен тот день, когда оно рассеется, - воскликнул Мартин, если только он придет когда-нибудь!
- Аминь! - сказал Том. - Он придет! Мартин помолчал, затем сказал смягчившимся голосом:
- Вы сами сделали выбор, Том, разлука будет для вас облегчением. Мы расстаемся не в гневе. С моей стороны нет гнева.
- С моей стороны его тоже нет, - сказал Том.
- Это именно то, к чему вы стремились и на что положили немало стараний. Я повторяю, вы сами сделали выбор. Вы сделали выбор, какого можно было ожидать от большинства людей в вашем положении, но какого я от вас не ожидал. В этом, быть может, я должен винить скорее собственное суждение, чем вас. С одной стороны - богатство и милость, которой стоит добиваться; с другой - никому не нужная дружба всеми покинутого, лишенного опоры человека. Вы были свободны выбирать между ними и выбрали; сделать это было нетрудно. Но тем, у кого не хватило духу противиться искушению, следует иметь смелость и признаться, что они не устояли; и я порицаю вас за то, что вы встретили меня с такой теплотой, вызвали на откровенность, заставили вам довериться и притворились, будто вы можете быть мне другом, когда на самом деле вы предались моим врагам. Я не верю, - с чувством продолжал Мартин, - дайте мне высказаться от души - я не могу поверить, Том, сейчас, когда стою лицом к лицу с вами, что вы, при вашем характере, могли бы причинить мне зло, хоть я и узнал случайно, у кого вы на службе. Но я бы мешал вам; заставлял бы вас и далее проявлять двоедушие; подверг бы вас риску лишиться милости, за которую вы так дорого заплатили, променяв на нее самого себя; и если я узнал то, что вам так хотелось сохранить в тайне, это лучше для нас обоих,
- Будьте справедливы, - сказал Том, который с самого начала этой речи не отводил кроткого взгляда от лица Мартина, - будьте справедливы даже в вашей несправедливости, Мартин. Вы забыли, что еще не сказали мне, в чем вы меня обвиняете.
- Зачем говорить? - произнес Мартин, махнув рукой и направляясь к выходу. - Вы и так это знаете, без моих слов, и хотя дело не в словах и они ничего не меняют, но мне все же кажется, что лучше обойтись без лишних объяснений. Нет, Том, не будем вспоминать о прошлом. Я расстаюсь с вами сейчас, здесь, где вы были так добры и радушны, с такой же любовью, хотя и с большим унынием, чем после первой нашей встречи. Желаю вам всего лучшего, Том! Я...
- Вы так расстаетесь со мной? Неужели вы можете так расстаться со мной? - воскликнул Том.
- Я... вы... Вы сами сделали выбор, Том! Я... я надеюсь, что это был необдуманный выбор, - выговорил, запинаясь, Мартин. - Я так думаю. Я уверен в этом. Прощайте!
И он ушел.
Том подвел сестру к стулу и сел на свое место. Он взялся за книгу и стал читать, или сделал вид, что читает. Но вскоре он произнес довольно громко, перевертывая страницу: 'Он пожалеет об этом!' - И по его щеке скатилась слеза и упала на страницу.
Руфь опустилась рядом с ним на колени и, прижавшись к нему, обняла его за шею.
- Не надо, Том! Нет, нет! Успокойся! Милый Том!
- Я уже совсем... успокоился, - сказал Том. - Это недоразумение, оно рассеется когда-нибудь.
- Так жестоко, так дурно отплатить тебе! - воскликнула Руфь.
- Нет, нет, - сказал Том. - Он в самом деле этому верит. Не могу понять - почему. Но это недоразумение рассеется.
Еще тесней прижалась она к нему и заплакала так, словно у нее надрывалось сердце.
- Не плачь, не плачь! - утешал ее Том. - Что же ты прячешь от меня лицо, дорогая?
И тут, заливаясь слезами, она высказалась наконец.
