пристально наблюдают за ним.
Сомнений в том, кто они, не возникало – женщина обладала удивительным сходством с Кристиной. Правда, черты лица ее были более резкими, чем у дочери, волосы светлее и причесаны по-другому, но глаза были теми же – художнику удалось передать скрытую в них жизнерадостность и сочетание насмешки и холодности. Казалось, они отражают некое высшее внутреннее сознание.
Мужчина представлял собой более суровую, жесткую копию Роберта, хотя был, конечно, значительно старше. Если даже тому человеку и было присуще чувство юмора, ему удалось великолепно скрыть его во время позирования. Угрюмое выражение лица и непреклонный взгляд раскрывали его внутреннюю сущность.
Томас и Изабель Мариэллы – покойные родители Роберта, Саймона и Кристины. Изабель – сестра Тессы Вебб.
Эш почувствовал себя неуютно под их немигающими взглядами и поспешил выключить свет и закрыть за собой дверь.
Проходя обратно через холл, он заметил, что дыхание его превращается в пар. Проверив показания висевшего поблизости термометра, он увидел, что температура упала очень низко. Всего девять градусов Цельсия. Как же холодно должно быть в доме, чтобы его хозяева включили систему отопления или хотя бы разожгли огонь во множестве имевшихся в доме каминов?
Он дошел до библиотеки, открыл дверь... и его ослепила яркая вспышка.
Эш закрыл руками глаза и выругался – должно быть, он оставил включенным детектор емкостного сопротивления. Из “Поляроида” на пол вылетел белый листок со снимком. Бобины магнитофона медленно вращались. Быстро моргая и защищая руками глаза от возможной следующей вспышки, он бросился к треноге с фотоаппаратом. Еще один белый листок вылетел и приземлился рядом с первым. Снова вспыхнул свет.
Нащупав кнопку выключателя на детекторе, он обнаружил, что она находится в нерабочем положении. Невозможно! Прибор не мог работать! Он дернул за провод, соединяющий детектор с фотоаппаратом.
Снова вспышка, яркий, ослепительный свет. Шорох фотобумаги. Бобины продолжают вращаться.
– Невозможно! – повторил он, на этот раз вслух.
Однако свет вспыхнул снова. Невероятно! фотографии вылетели из щели фотоаппарата. Он слышал, как все быстрее крутятся бобины.
Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на мебель, Эш бросился к розетке. Почти ничего не видя, он наклонился, чтобы выдернуть вилку.
Вспышки прекратились. Последний листок фотобумаги упал на пол. Бобины магнитофона замерли и лишенная натяжения пленка между ними провисла, изогнувшись дугой. В наступившей тишине слышалось только его дыхание.
Эш в себя не мог прийти от потрясения. Непостижимо! Аппаратура была отключена и не должна была сработать таким образом! Неподсоединенный фотоаппарат не должен был снимать. Возможно, произошел какой-то сбой в подаче напряжения и этого оказалось достаточно, чтобы вывести из строя чрезвычайно чувствительный механизм детектора? Он взглянул на тускло горящие лампочки. Возможно, сбой произошел именно в тот момент, когда он открывал дверь, а вспышка помешала ему это заметить? И все же детектор оставался отключенным. Могло ли это иметь значение? Эш выпрямился. Он был озадачен и совершенно сбит с толку, но все же подумал, нет ли во всем этом какого-либо подвоха.
Он подошел к разбросанным по полу фотографиям, изображение на которых было неясным, словно окутанным туманом. Наклонившись, выбрал две, казавшиеся более четкими, чем остальные. На одной видна была фигура в проеме двери, на другой та же фигура, но уже ближе к фотоаппарату. Он присел на корточки и принялся шарить руками по полу. На всех остальных снимках был тоже он – крупным планом вблизи и мельче, когда удалялся по направлению к розетке. Если не считать окружающей обстановки, больше на фотографиях ничего не было.
Эш аккуратно сложил все фотографии и сунул пачку в карман пиджака. Теряясь в догадках, он вышел из библиотеки, оставив все оборудование в прежнем положении. Прикрыв за собой дверь, он на секунду замер и прислушался.
Откуда-то послышались голоса. Приглушенные, больше похожие на шепот звуки.
– Кристина?! – громко позвал он. – Мисс Вебб?!
Тишина.
Одну за другой он открывал выходящие в холл двери. Но везде было пусто.
Эш поднялся по лестнице и пошел по коридору – теперь в противоположную от своей комнаты сторону. Остановившись возле спальни Кристины, он тихо постучал в дверь. Никакого ответа. Он позвал ее, но снова ответом была лишь тишина.
Он пошел дальше, намереваясь подняться по узкой лестнице, которая вела на верхний этаж. В прежние времена в комнатах наверху жили, вероятно, слуги, работавшие в Эдбруке, но теперь, насколько ему было известно, эти комнаты занимала тетушка Мариэллов. В отделанный простыми деревянными панелями коридор выходили несколько дверей. Эш постучал в каждую из них по очереди, но вновь никто не отозвался.
Совершенно сбитый с толку, не зная, что и думать, Эш некоторое время стоял неподвижно. Такое впечатление, что он остался совершенно один в Эдбруке, дом был пуст.
Когда он наконец спустился вниз, лицо его выражало непреклонную решимость. Мариэллы вновь играют с ним в свои глупые игры, стараются вывести его из равновесия, заставить нервничать, чтобы у него разыгралось воображение и он легче поддался... чему? Чего они добиваются? Какова их цель? Неужели они действительно верят в то, что снова смогут испугать его? Неужели надеются, что он в страхе перед необъяснимыми явлениями попросту сбежит из дома? Что станет посмешищем в глазах всех людей его профессии? Он мрачно улыбнулся.
Нет, для этого потребуется нечто гораздо большее, чем игры и забавы этой семейки.
Он вдруг резко остановился и прислушался.
Снова голос, на этот раз один.
Кто-то напевает песенку.
Тот же однообразный мотивчик, который он уже слышал прежде, утром его мурлыкала Кристина.
Эш шагнул в холл, дошел до его центра и медленно повернулся кругом, пытаясь определить, откуда доносится звук.
Дверь, ведущая в подвал, была полуоткрыта. Голос слышался откуда-то снизу.
Он подошел к двери, и, хотя двигался он практически бесшумно, тихое пение прекратилось.
Он придвинулся к щели, замер и стал прислушиваться. Лицо обдало холодом. Ничего.
Эш открыл дверь пошире и принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя, который, как он знал, должен быть где-то здесь, на верхней площадке лестницы, ведущей в подвал. Свет зажегся, но был еще более тусклым, чем везде, а тени стали еще чернее.
Он начал спускаться по стонущим под его тяжестью ступеням.
Наконец он оказался внизу, в просторном помещении с кирпичными стенами, вдоль одной из которых располагались погруженные в непроницаемую тьму ниши. С низких стропил свисали клочья паутины, пыль и паутина покрывали чехлы стоявшей здесь мебели и черепки разбитых скульптур, разбросанные по полу. Запах сырости и плесени, казалось, стал еще сильнее.
– Кристина, вы здесь, внизу? – он старался, чтобы голос, звук которого гулким эхом раздавался под сводами, не выдавал его волнения.
Ответом ему была лишь тишина.
– Если это еще одна ваша чертова выходка... – вновь заговорил он, с трудом сдерживая гнев.
В ничем не нарушаемом молчании ему слышалась насмешка.
Он поежился, чувствуя пронизывающий холод. Укрепленный на стропилах термометр показывал три градуса Цельсия. Тихий щелчок заставил его резко обернуться, фотоаппарат отреагировал на его присутствие, и теперь внутри камеры переводился кадр. Дэвид пошел к нему, раздался еще один щелчок, и он быстро выключил камеру. Тут он заметил, что магнитофон, стоящий на одной из полок рядом с вибрационным детектором, тоже работает. Интересно, он заставил его включиться или это сделал кто-то другой, до него? Он нажал на кнопку обратной перемотки.
