работает; кто бы они ни были, они живут сами по себе; впрочем, он вообще мало что здесь знает (при этих словах он усмехнулся), потому что и сам в этих краях новичок, приехал сюда недавно вместе со своей второй женой, а через два года опять овдовел – лет десять-одиннадцать с тех пор прошло, и за это время у него не было повода общаться с обитателями больших домов, хотя леди, которая живет там, частенько останавливается здесь, чтобы заправить машину, – она у нее старинная, великолепная старая машина, но в отличном состоянии, такое впечатление, что они не часто пользуются ею; он точно знает, что эта леди оттуда, потому что однажды у нее не оказалось наличных денег и она выписала чек, а он вынужден был попросить ее оставить свой адрес, потому что так полагается; будь он проклят, если помнит сейчас ее имя, она никогда много не разговаривала, она не из тех, кто, как он, любит поболтать, а вот он получает огромное удовольствие от приятной беседы, а сейчас, если миссис поедет по этой дороге и на втором перекрестке повернет направо, то слева от нее будет небольшая долина, ее следует объехать вокруг, потом будет еще одна дорога, пошире, хотя и ненамного; а чуть дальше по ней будет уже Эдбрук.
Он остановился, чтобы перевести дух, и снова усмехнулся.
Да, он, конечно, знает это поместье, но ему до него нет дела. Он проезжал мимо пару раз, и оно его не впечатлило. Когда вам уже семьдесят, а точнее – семьдесят два, и вам все еще приходится работать круглые сутки, потому что вы к этому привыкли и другой жизни себе не представляете, так вот, когда вам уже за семьдесят, вы хорошо умеете чувствовать такого рода вещи. Миссис, конечно, понимает, что он имеет в виду? Уверен, что понимает. Ну вот, полнехонько, под завязку, можно ехать. Чек нужен? Нет? Ладно, тогда схожу за сдачей. Как насчет масла? Масло вам нужно? Нет? Да, эти маленькие консервные банки не требуют столько масла, сколько жрали старые колымаги. Говорят, это все прогресс. Возможно, но иногда кажется, что в некотором смысле все становится хуже, а не лучше. Ну, вы понимаете? Все вокруг становится другим, но время и жизнь не стоят на месте, и нужно как-то приспосабливаться...
К великому облегчению Эдит, старик наконец направился в свою конторку, построенную из камня и выкрашенную в белый цвет. Она крикнула ему вслед, что сдачу он может оставить себе. Она уже села в машину и протянула руку к ремню безопасности, когда старик обернулся и в знак благодарности помахал ей.
Хозяин кабачка в Рэйвенмуре едва успел открыть дверь, чтобы посмотреть, какая нынче вечером погода (холод и даже мороз его не пугали, но в дождливую погоду любители выпить и поиграть в карты, за исключением самых заядлых и стойких, предпочитали не выходить на улицу), как вдруг на него буквально наткнулся человек в темном пальто. Парень был не из местных и какой-то весь растрепанный, взъерошенный. Ему не помешало бы и хорошенько побриться. Хозяин отступил, давая возможность посетителю войти.
Пробормотав извинения, Эш протиснулся мимо него и направился через вестибюль к бару. Хозяин последовал за ним.
– Сегодня холодная погода, – чтобы как-то за вязать разговор, сказал хозяин, обходя стойку бара.
Эш только молча кивнул в знак согласия и указал на отражавшиеся в зеркалах ряды бутылок за спиной бармена. Потом ткнул пальцем в бутылку водки.
– Большую, пожалуйста.
Эдит снизила скорость и почти прижалась лицом к ветровому стеклу, пытаясь рассмотреть надписи на прикрепленных к воротам почтовых ящиках. Потом включила на полную мощность фары, чтобы лучше было видно.
Да, вот оно. Подъехав чуть ближе, она смогла прочитать выгравированное на кирпичных столбах по обе стороны дороги название – Эдбрук. Ворота были открыты, и она, съехав с дороги, остановила “Фиесту” по другую их сторону. В вечерних сумерках она отчетливо видела тень большого дома, стоявшего в конце прямой подъездной дорожки. Света в доме не было.
Она ничего не чувствовала. Судя по всему, дом был совершенно пуст. Нет, она по-прежнему не испытывала никаких ощущений. И в то же время у нее не было желания входить в этот темный и мрачный дом. Если только Дэвид...
Эдит сняла ногу с педали тормоза и поехала вперед.
По обе стороны раскинулись просторные лужайки, за которыми виднелся лес, потом начался парк. В полумраке ей трудно было определить, в каком состоянии все это находится. Эдит вдруг тихо вскрикнула – в какой-то миг ей показалось, что в парке стоят люди, но тут же она поняла, что их путающая неподвижность объясняется тем, что они сделаны из камня. Она постаралась выбросить из головы мысль о том, что эти статуи пристально следят за ее приближением.
Дом словно рос на глазах, и вскоре сквозь ветровое стекло она могла видеть только освещенный фарами фасад, производивший весьма мрачное впечатление.
Она остановила машину недалеко от ведущих к входу в дом ступеней – под деревом, раскидистая крона которого нависала над посыпанной гравием площадкой.
Вполне безопасное расстояние, подумала она, издеваясь над собой, обеспокоенная собственной нервозностью. Со смешанным чувством любопытства и тревоги она вглядывалась в величественное здание, не понимая, почему оно действует на нее таким образом, – она по-прежнему не ощущала ничего, никакого намека на историю этого дома, на то, что скрывалось за массивными стенами.
Тогда откуда же этот страх? Он засел внутри ее, разъедая ее внутренности, как раковая клетка, потихоньку разрушающая находящиеся рядом здоровые клетки и ткани, медленно прокладывая себе путь и постепенно захватывая весь организм, совершая свое страшное дело при поддержке извне... и эта внешняя поддержка исходила из мрачного дома, перед которым стояла сейчас Эдит...
Ну же, Эдит, говорила она себе, ты чувствуешь что-то. Ужасную всеохватывающую пустоту, причины которой вполне реальны. Здесь царит ужас, и Дэвид Эш стал его частью...
Эдит отправилась в Эдбрук полная решимости избавиться от мучившей ее тревоги и предупредить Дэвида о грозящей ему опасности; сам он, напрочь отрицая наличие у него великого дара, не в силах был понять и осознать масштабы этой угрозы. Судя по всему, его сенсорность не в силах была преодолеть воздвигнутые им психологические барьеры между собственным сознанием и подсознанием, а потому избрала иной путь. Нет, не совсем так. Та часть его сознания, которая колебалась между тем, во что он верил, и тем, что отрицал, исходя из доводов логики, этот сидящий внутри каждого (или почти каждого) из нас третейский судья – иными словами, это можно было бы назвать способностью к восприятию и постижению – так вот, эта способность вынуждена была отсылать его мысли в ином направлении. И Эдит оказалась именно тем человеком, кто уловил эти мысли, как и рассчитывал на то третейский судья. Сам того не подозревая, Дэвид послал сигнал опасности. Господи! Каким же благодатным материалом мог бы послужить разум Дэвида для любого психоаналитика. И вот теперь захлестнувшая Эдит тревога в значительной степени поколебала ее решимость.
Эдит готова была уже развернуть машину и поскорее убраться подальше от этого страшного места. Света в доме по-прежнему не было – такое впечатление, что Эдит здесь совершенно одна. Может быть, Дэвид уже закончил свои исследования и вернулся в Лондон? Может быть, она напрасно так беспокоится? Нет, тут же возразила она себе. Любое предположение может быть спорным, но чувства не ошибаются. Если Дэвид действительно уехал отсюда, то это только к лучшему. Если в доме никого нет, еще лучше – она может возвращаться в Лондон с чистой совестью и сознанием того, что сделала все возможное.
Дом по-прежнему не вызывал у нее никаких ощущений. Как будто внутри него был абсолютный вакуум, всеобъемлющая пустота, ставившая ее в тупик. Но если там действительно ничего нет, незачем и бояться. Ничего – значит ничего, и нет повода для страха, не так ли, Эдит?
Она открыла дверцу машины. Поежилась от холода. Пересекла посыпанный гравием двор. Поднялась по трем широким каменным ступеням.
Одна створка входной двери была приоткрыта, и в образовавшейся щели видна была царившая в доме тьма.
Эдит нажала на кнопку звонка возле двери. В доме не раздалось ни звука. Она нажала еще раз, уже сильнее, и несколько секунд не снимала палец с кнопки. Но звонок не работал.
Она постучала в закрытую створку двери с такой силой, что костяшки пальцев тут же покраснели. И вновь никакого ответа. Тогда Эдит заглянула внутрь, оставив дверь нараспашку. Чернота чуть отступила.
– Эй! – крикнула она. – Эй! Кто-нибудь слышит?
