и Лаурой ничего нет. Она высоко ценит твою работу и благодарна тебе за помощь, которую ты оказал ей, – так же, как и я.
– Да что ты, – Томми с усмешкой пожал плечами, – это она дает мне сто очков вперед. Я еще никогда не встречался с таким прирожденным фотографом. Я научил ее всего нескольким техническим приемам. У нее свой взгляд.
Тим кивнул головой. Он не улыбался. Похвалы Томми насчет способностей Лауры, по-видимому, пришлись ему не по душе. Он так и стоял, не сдвинувшись с места. В своем длинном кожаном пальто, туго облегающем его мощные плечи и сильные руки, он выглядел устрашающе.
– Ну ладно, – проговорил он, не отрывая глаз от Томми. – Я решил, что нам следует выяснить отношения. Я был не прав, и я это сознаю. Надеюсь, что ты скоро все забудешь.
– Уже забыл, – улыбнулся Томми. – Пива хочешь?
– Нет, спасибо. Я должен идти.
Но Тим все еще не двигался с места. В его неподвижности было нечто упрямое, как будто он сказал не все, что ему нужно было сказать, и он, хотя и не вполне осознанно, принуждал себя сделать это.
– Ну ладно, – сказал он. – Как я уже сказал, я знаю, что между тобой и Лаурой ничего нет.
– Между мной и Лаурой? – рассмеялся Тим. – Приятель, ты пришел явно не по адресу. Лаура только на тебя и смотрит, Тим. Это видно всем. Она знает, что я такое. Она и взглядом меня не удостаивает.
– Вот пусть так будет и дальше.
И тотчас за извиняющейся маской Тима стала видна угроза. Сейчас Томми понял, почему Тим никак не уходил. Он еще не все сказал.
Достойного ответа Томми так и не придумал.
– Я тебе верю, – продолжал Тим. – Но если я выясню, что ты волочишься за моей женой, я задушу тебя голыми руками.
Он умолк и смотрел сейчас не на Томми, а мимо него в высокие окна, как будто за ними притаился его дьявол, по наущению которого он явился сюда угрожать под предлогом извинения, которое, как теперь стало ясно, ничего не стоило.
Не на шутку встревожившись, Томми стоял с грязной тряпкой в руках и не отрываясь смотрел в жесткое лицо своего гостя.
Через пять секунд, показавшихся вечностью, Тим резко повернулся и широкими шагами вышел из студии. Он не попрощался.
IX
4 февраля 1958 года
– Мистер Ланкастер, мне бы хотелось знать, что у вас за душой?
Кэрол Александер пользовалась самой высокой репутацией в стране среди журналистов, пишущих на политические темы. Она начала свою карьеру в «Сент-Луис Пост-Диспетч», куда пришла работать, окончив с отличием журналистский факультет Колумбийского университета. Она быстро завоевала уважение своих заезженных работой старших коллег тем, что из заурядного материала на тему политической коррупции в строительном бизнесе сделала глубокое исследование, которое подхватили центральные газеты и благодаря которому она получила премию Пулитцера.
После того, как она на основе своих статей выпустила книгу, завоевавшую все мыслимые и немыслимые награды в области журналистики, а также Национальную книжную премию, она перешла на работу в «Нью- Йорк Таймс». Старшие репортеры и редакторы газеты оказали ей не слишком теплый прием. За ее молодость и необыкновенную привлекательность они поставили ее в ряд пустоголовых примадонн, которых принимают на работу исключительно за внешность кинозвезды.
И вновь она заставила скептиков замолчать. На этот раз с помощью на редкость подробного анализа того, как политики прибирают к рукам государственную службу. Статья сразу попала на первые страницы газет и принесла ей вторую премию Пулитцера. Даже самые смекалистые из ее коллег не могли догадаться, каким образом ей в руки попала такая конфиденциальная информация. Но всем пришлось признать, что материал получился отличный. Кроме того, пятнадцать уголовных дел, начатых генеральной прокуратурой по следам ее разоблачений, также способствовали усилению ее влияния в городской газетной иерархии.
Кэрол Александер уверенно продвигалась все выше как политический журналист и аналитик и наверняка закончила бы тем, что получила свою колонку на редакторской полосе. Но вдруг она совершила то, чего от нее никто не ожидал. Она пренебрегла престижной «Таймс» и приняла предложение от одного из новых телевизионных каналов стать политическим обозревателем.
Почти все, кто так или иначе был связан с журналистикой, решили, что она сошла с ума. В конце концов, можно ли сравнить никому не известную службу новостей с престижной «Нью-Йорк Тайме».
Но Кэрол Александер полюбила новое место работы. Ей нравилось брать интервью в прямом эфире, они были более непосредственные и неожиданные, не могли сравниться с тщательно подготовленными статьями, которые она делала для газеты. Ей доставляло удовольствие заставлять своих собеседников показывать свое лицо перед камерой, так чтобы зрители смогли оценить их поведение, когда они пытались уклониться от каверзных вопросов.
В качестве телерепортера она не забывала использовать свою внешность, чтобы обезоружить свои жертвы. Кроме того, она следила за тем, чтобы представать перед аудиторией в лучшем виде. Ее регулярные появления в вечерних новостях стали на телевидении целым событием, и не только благодаря злободневному и часто спорному содержанию ее репортажей, но также благодаря густым темным волосам, свежему цвету лица и красивым, сверкающим глазам.
В двадцать восемь лет Кэрол Александер стала значительной персоной в журналистике и обрела в ней свою нишу. Немногие политические деятели отваживались отказать ей в интервью, хотя никто и не жаждал ее острых безжалостных вопросов, за которыми чувствовалась большая исследовательская работа. Кроме того, если она и пользовалась завуалированной формой шантажа по отношению к своим собеседникам, то в такой привлекательной упаковке, что практически никто не мог побороть искушения побыть хотя бы один час в ее обществе.
