Голдвассеру в его лабораторию, зная, что в это время он там один.
- Ну-с, - пропыхтела она, соблазнительно присев на краешек стола и запрокинув голову, чтобы сигаретный дым не ел глаза, - как делишки, голубчик Голдвассер?
- Отлично, - сказал Голдвассер.
- Надеюсь, вас не пугает тет-а-тет с местной блудницей?
- Это кто же такая?
- Я, дружище.
- Вы?
- После той вечеринки этого уже не скроешь.
- А-а! Да, то есть, гм...
- Не стесняйтесь в выражениях, мальчик. Я ведь в сущности местная мессалина.
- Ага. Понятно.
Голдвассер сделал попытку словно невзначай откинуться на спинку кресла. Всякий раз как Ребус кашляла, пепел с ее сигареты интимно садился к нему на колени.
- Во всяком случае, нам надо держаться друг дружки.
- Кому?
- Нам с вами.
- А-а. Да, пожалуй.
- Одного поля ягоды.
- Что?
- Два сапога - пара, старина.
- Ага.
Голдвассер не совсем понимал, на что она намекает. О том, как Голдвассер оскорбил миссис Плашков, в институте знали все, кроме самого Голдвассера. Тактично щадя его самолюбие, никто ему об этом даже не намекнул.
- Вообще как-то смешно, старик, - сказала Ребус, задрав ногу на подлокотник голдвассерова кресла, так что ее колено пришлось вровень с его лицом, - мы ведь никогда не объединяли своих усилий.
- Гм.
- Вам не кажется, что это просто чертовски странно?
- Ну... Да... То есть...
Голдвассеру все труднее и труднее было не замечать, что над коленкой у Ребус спустились две петли чулка и что белье у нее апельсинового цвета. Ему не хотелось несправедливо осуждать кого бы то ни было, но он не мог не припомнить, как Ребус висла на Чиддингфолде. Он старался подавить недостойный мужчины страх.
- Надеюсь, вы не возражаете, что я с вами так разговариваю? Спросила Ребус.
- Нет.
- Вы же меня знаете. Я всегда называю вещи их погаными именами.
- Да.
- И в конце концов у нас с вами действительно много общего.
- Да?
- А разве нет?
- Неужели?
Голдвассера гипнотизировали крохотные белые кружочки на колене у Ребус - все новые и новые появлялись по мере того, как под самым его носом хлопья горячего пепла от сигареты прожигали нейлоновый чулок. Голдвассер понял, каково же приходится кролику под взглядом удава. Внезапно у Голдвассера появилось предчувствие, что через секунду-другую Ребус набросится на него, как на Чиддингфолда, запоет скабрезную песенку и повалит на пол. С трудом оторвав глаза от ее коленки, он поспешно вскочил и стал озираться по сторонам, ища предлога для бегства.
'Боже всемогущий! - подумала Ребус, испытывая главным образом прилив ужаса, - этот громадный буйный зверь сейчас набросится на меня прямо тут же'.
Мгновенно ее одолел затяжной приступ кашля. 'Психосоматический', подумала она, а недокуренный гвоздик выскочил у не изо рта и свалился в корзину для бумаг. Ребус и Голдвассер еще вываливали на пол содержимое корзины в поисках горящего окурка, когда вошел Ноббс с папкой под мышкой.
- Если только я не помешал вашей личной жизни, брат, - сказал он Голдвассеру, - вы, может, сообщите, когда вы намерены и намерены ли вообще принять решение насчет папки 'Парализованная девушка еще будет плясать'.
- Сейчас же! - воскликнул Голдвассер. - Не уходите, Ноббс. Возьмите себе стул, Ноббс.
Позднее Голдвассер почувствовал, что заблуждался как дурак относительно всего эпизода, и убедился, что Ребус имела в виду лишь дружескую беседу. Он отправился к ней в лабораторию налаживать отношения, но не застал на месте. Скользя взглядом по предметам, разбросанным в ужасном беспорядке, дабы убедиться, что Ребус не затерялась среди всего этого хлама, он заметил на пульте отдельской вычислительной машины 'Эджекс-IV' поздравительную открытку, размалеванную херувимами, колоколами и позолотой. На открытке было написано:
Моему родному крошке Эджексу.
Иногда ты бываешь гадким мальчишкой, но я все прощаю, потому что сегодня тебе исполнился ровно год. Очень люблю, крепко целую.
Мамочка.
Впоследствии ни Ребус, ни Голдвассер даже не заикались ни об одном из этих случаев.
17
Роман о Лизбет и Хоуарде Роу сунул в долгий ящик, собираясь поднатаскаться в этом деле по специально купленной 'Энциклопедии сексуальных извращений'. А тем временем он начал работу над бесхитростным комическим романом 'Выбирай хахаля себе под стать'. <Здесь и далее автор пародирует нашумевший роман Кингсли Эмиса 'Выбирай милую себе под стать', героиня которого Дженни носит прозвище 'Пышка'.>
- В сущности, ничего особенного, - сказал он однажды Голдвассеру, когда тот заскочил среди дня узнать, как идут дела. - Просто, в общем, ну, о совершенно заурядных парнях.
- Как мы с вами? - спросил Голдвассер.
- Вот именно. В них нет ничего выдающегося. Их четверо, они только пьют вино и добиваются милостей совершенно заурядной девушки. Ее зовут Энни Булка.
- А их? Грэм Стендиш, Патрик Мелхиш, Дик Корниш и Джим Парриш?
- Нет... Патрик Корниш, Джим Стендиш, Дик Парриш и Грэм Мелхиш. Хотите взглянуть?
- Надо понимать, роман уже закончен?
- Нет. Пока готова только первая сцена совращения. Я решил: напишу-ка сначала все сцены совращения, а потом уже вставлю остальное.
- Это остроумно.
- Во всяком случае, здесь у меня Грэм Корниш... то есть нет, Патрик Парриш приводит Энни в свою однокомнатную квартирку. Надеюсь, вы разберете черновики. Я к тому, что вам вовсе не обязательно маяться, если в не хотите.
- Конечно.
- Но если вам действительно интересно...
- Ну да.
- Тогда скажите, что вы об этом думаете.
Голдвассер взял рукопись и прочитал:
'Грэм издал звук, поразительно похожий на фырканье воды, текущей из какого-то особенно капризного крана. Энни звук этот не очень-то понравился. Он напомнил ей фырканье газовой колонки в ванной родительского дома. Нет уж,увольте, именно сейчас такое воспоминание ей ни к чему. Они притворилась, будто ничего не слышит.
- Бог мой, - сказал Грэм, - нельзя, чтобы такие девушки, как ты, гуляли на свободе. Право же, нельзя. Ты соглашаешься прийти к хахалю домой, а потом напускаешь на себя вид недотроги, а бедный хахаль или ухажер, в данном случае твой покорный слуга, томится, высунув язык.
- А что здесь плохого? - спросила Энни, садясь на тахту подальше от Грэма, но не так далеко, чтобы показаться жеманницей.
