партии, он хорошие деньги добывает для наших революционных дел. Поэтому мы его и используем. Я знаю, тебе тоже нужны деньги. Если ты не против (засунул руку в карман), я могу тебе дать 200 рублей. Это пока. Потом еще дам, не беспокойся. Мне даже не очень приятно, что я тебе предлагаю деньги. Ведь упоминая одно твое имя, моих соратников по партии в Бутырках, оставляли в покое. Никто с ними не связывался, иначе они имели бы дело с тобой. Так что, прости, что не так. Ради меня, ради тех грядущих дел, которые нас ожидают в Баку, не трогай его. Не трогай говно, вонять не будет. Это не твой уровень.
- Да, говорить ты можешь. Но деньги я у тебя не возьму. Не знаю, хороший ты или плохой, мне без разницы, но ты образованный. Мне это нравится. Я тебе тоже кое - что скажу. (Засучил рукава) Не пара он тебе, этот сукин сын (плюнул в его сторону, и кажется попал). В тебе порода чувствуется, а от него грязью несет. Я ненавижу христиан, от них плохо пахнет. И руки у тебя благородные, белые, видно, что пишешь много. Но запомни! Я могу уступить один раз, даже ради тебя. Но чтоб это было в последний раз. В следующий раз никаких просьб. Ты понял? (В его голосе зазвенела сталь).
- Да, понял, Мешади, тяжело вздохнул Расул-заде.
Повернувшись, он исчез. Именно исчез, так как Мамедэмин захотел посмотреть ему
вслед, но ничего не увидел. 'Призрак он, что ли?', подумал про себя. В общем, Сталин остался жив. Странно, убийца был, а трупа нет. И такое бывает.
На этом бакинская тюремная эпопея Иосифа Джугашвили закончилась. Через пару месяцев его этапировали в Вологодскую губернию. Правда, в марте 1910-года судьба его опять вернула в Баку, в баиловский каземат. Но то ли он стал более матерый, то ли побег Мешади Кязыма из колонии, обеспечила Кобе спокойную жизнь бакинского политического узника. След Мешади Кязыма простыл. Иногда бумеранги не возвращаются, они выбирают свободу.
ЭПИЛОГ
Во дворе, на лавочке перед домом сидел полковник Крылюк. Он тихо, мирно сидел на скамеечке со своей женой, и также спокойно и умиротворенно о чем-то с ней говорил. И жена тоже с ним мило беседовала. Они даже не говорили, а ворковали между собой, как голуби. Оба разголубились. Иногда у Крылюка появлялась отрыжка, сопровождаемая мерзким запахом изо рта. Жена на это реагировала привычно сдержанно. Перед ними играл маленький Степан. Он иногда поглядывал в сторону родителей и улыбался. Он ничего не слышал. Он не мог слышать, как недалеко от них проехала бакинская конка, был слышен конский топот и небольшой гул ее пассажиров. Были слабо слышны гудки кораблей. В соседнем дворе устало лаяла собака. Было все тихо, гладко. Нарушил тишину Крылюк, тихо, почти шепотом произнес:
- Надоело, на пенсию хочу.
- Правильно, давно пора.
- Мать, сделай милость, когда я умру, напиши на моей могиле всего два слова: ''Он старался''. И все, больше ничего. Лады?
- Заткнись и отстань. Урод!
В этот момент к ним подошла их дочь со своим женихом, Василием Булановым. Вася давно уже приударил за дочерью своего начальника. Он строил карьеру. Жена Крылюка быстренько вбежала домой ставить самовар, за ней в дом вошли дочь с Василием. А Виктор Степанович хотел остаться один. Он тихо и спокойно посмотрел вслед своему будущему зятю, заговорил сам с собой, причем заговорил не совсем тихо, губы его заработали, и сын Степка начал смотреть на отца, потом по сторонам, мол, с кем это отец тут говорит. А отец говорил: 'эх, молодость, молодость. Дети вы еще. Живите, работайте. Жизнь становится лучше, вам будет гораздо легче, чем нам. А благословение наше вы обязательно получите. (Он говорил без горечи в душе, без обиды). Где она, моя молодость? А, где? Да я и не огорчаюсь, я прожил хорошую жизнь. Повидал и радость и счастье. Хотя тюрьма, конечно, выжала все мои соки. Тюрьма, это ж как открытый саркофаг или гробница без крыши. Это стеклянная могила, где все видно. Но не это я хочу сказать, нет. Просто я уже устал, от жизни устал. Хочу просто подышать и посидеть на лавочке. И все, более ничего не желаю. Как говориться, здравствуйте пожалуйста, госпожа старость, прощайте пожалуйста, госпожа бессмысленная жизнь. Какой-то поэт хорошо сказал:
Или гибелью вас осчастливили,
и оставив меня одного,
не хотите вы знать ничего?
Как мне трудно!!! Вы живы ли, ЖИВЫ ЛИ?'
- Витя, иди в дом, чай пить. И Степку забери с собой, услышал он голос жены.
Перешагнем через несколько лет. 1932-й год. Сталин беседует с Кагановичем.
- Товарищ Каганович, кого мы назначаем главой Азербайджана? Багирова?
- Так точно-с, товарищ Сталин, Багирова.
- А у нас что, нет другого кадра? Ну, какого нибудь русского, или татарина?
- Никак нет, товарищ Сталин.
- ...Хорошо. Только не люблю я этих азербайджанцев.
- Как? У вас же друг был, Расул-заде! Вы же дружили с ним.
- Пошел он! Какой из него друг! Туркофил хренов! Ненавижу я их всех!
Уже давно не люблю я их. Еще с тех пор, когда сидел в Бакинской тюрьме в 8-м году.
Иосиф Сталин всегда отличался удивительным чутьем по отношению к людям. Его 'надличный' интерес к окружающему миру полностью лишил его свободы как в действиях, так и в мыслях, что привело к полному диктату, деспотии. Диктат и ущемленность, деспотия и ущербность, это почти одно и тоже. И все же, не будет ли странным выглядеть то, как он не раз в общении с тем же Кагановичем приводил великий аргумент Эпикура:
'Пока мы существуем, смерти нет; когда смерть есть, нас нет''.
ГЛАВА 3
1920-й год. Покушении на Кирова.
Эту историю мне рассказали совершенно неожиданно, так сказать резко, с бухты барах ты, и я передаю ее почти без изменений, в оригинале.
В июне 1920-го года, в ВЧК Азербайджанской ССР поступил донос о том, что на Сергея Кирова готовится покушение. Кто должен был быть конкретным участником возможного террористического акта, чекистам было пока не известно.
Коренной житель Баку Виталий Керамиди (фамилия подлинная) по национальности был грек. Он не любил русских, он их, можно сказать, ненавидел. Парень был темпераментный, как и все греки, кровь горячая, густая. Работал Виталий на судоремонтном заводе простым рабочим. В то же время он был человеком достаточно образованным, читал много книг, что позволило ему каким-то образом оказаться в кругу меньшевиков-кадетов, среди которых были Харламов, Пападжанов, Ионесян, Аншелис, а также Ахмед Целиков из Дагестана (все указанные лица, точнее их фамилии, соответствуют документациям, хроникам событий того времени). Это была группа людей, которая несмотря ни на что продолжала бороться против Советской власти. Они были известные люди, отличавшиеся своей ненавистью к коммунистам. В этой группе были азербайджанцы, армяне, латыши, греки, аварцы, русские, и даже один негр. Последний хоть и был расистом, но черных мыслей не допускал. Главным их орудием против Советов был террор. Они были террористами, и Виталий Керамиди этим очень гордился. Они готовили теракт против самого Кирова.
Здесь то и начинается вся история.
С января по март 1920-го года, глава МИД России Чичерин три раза посылал ноту в Азербайджан с предложением о военном сотрудничестве. Все три раза ему отказом ответил Фаталихан Хойский, председатель исполнительного комитета Азербайджана. О четвертом послании Чичерина история умалчивает. Правда, это было неофициально, но в первых числах апреля парламентарий Чичерина Бушметов, приехав в Баку, лично вручил Хойскому большой бумажный пакет, скрюченный сургучом. Хойский недовольным видом, прямо перед Бушметовым разорвал сургуч, раскрыл данный документ, где было большими буквами написано: ''И что же?'' Сначала Хойский не понял, чтобы это значило, но затем узнав, что Чичерин просит, если можно, ответить быстрее, взяв чистый лист бумаги, он своим знаменитым золотистым пером, скрипя по бумаге, размашисто написал: 'Если'. Хотя Бушметов и не увидел ответа, но понял, что и Хойский написал очень коротко. Он стоял чуть в стороне и наблюдал за Хойским. Нахмурившись, взял пакет и отправился прочь из Азербайджана.
В те дни над бедным Азербайджаном действительно сгущались черные тучи. Как будто маленькая мышь попала в страну злых котов. Временный Национальный совет под председательством Мамедэмина Расул-заде, можно сказать разлагался. Творился хаос и бардак. Военный министр Хосроф Султанов целыми днями не выходил из своего кабинета, покуривал папиросу, задавая своему секретарю стандартный вопрос: 'Ну как там, ничего еще не слышно?' Министр торговли Рашид Капланов в этот момент пил пиво с бывшим комиссаром бакинской полиции, английским полковником Коккерелем. Тот ему передавал привет от генерала Шатерворта,
