- Упаси Господи, какая гроза наступает! - сказал Савелий, также осенив себя широким крестом.
Вслед за громовым ударом забушевал ветер и полил проливной дождь: лес дрогнул, деревья порывисто закачались своими вершинами.
- Сидоровна, - сказал Савелий, - заслони-ка окно-то ставнем, а то задует лучину.
Старуха поплелась, но только лишь подошла к окну, как в него ворвался порыв ветра, лучина вспыхнула и потухла. Вместо нее ослепительно блеснула молния и осветила окнами движущиеся фигуры людей.
- Батюшки светы, что это? - воскликнули в один голос старики, пораженные такой массой неожиданностей, но раскат грома заглушил их слова.
- Эй, кто здесь живет, добрые люди или не добрые? Укройте от темной ночи и непогоды заблудившихся! - раздался у окна громкий голос.
- Да поскорей! - поддержал другой, хрипловатый, дрожащий, видимо, От холода голос.
- Бабка! Вздувай огня! - заговорил Савелий, придя в себя, - а я побегу отворить ворота.
- Как бы не так, вздувай огня! - передразнила Агафья мужа вполголоса. - Да кого это нелегкая принесла в такую пору. Стану я светить всяким бродягам. По мне они хоть все глаза повыколи себе о рожны, побери их нелегкая!
- Или хозяев нет, или они нехристи какие, что не могут пустить нас на часочек обогреться да обсушиться? - повторял за окном хрипловатый голос.
- Да что попусту толковать... Ишь - ни привету, ни ответу... Если бы они были добрые люди, то сами бы позвали нас, а со злыми считаться нечего! - прервал его громкий голос. - Если совсем нет хозяев, то мы и без них обойдемся... Терем не игольное ушко - пролезем... Эй, люди, ломайте ворота, а я попробую окно...
По стуку ножен меча не трудно было догадаться, что говоривший спрыгнул с лошади.
- Иду, сейчас, вот только накину зипунишко! - закричал Савелий, струсив перед решительными поступками незваных гостей.
Через несколько минут, медленно скрипя, растворились ворота, и Савелий вышел из них, тараща глаза, как бы желая рассмотреть сквозь окружающий густой мрак приезжих.
- Входите, вот сюда, за мной... Да много ли вас? - с тревогой спрашивал он.
- Всего четверо, - ответил ему громкий голос, ощупав его плечо и ухватясь за него, - авось углы твоей светлицы не разломятся от нас.
Остальные трое, введя на двор лошадей, ухватились тоже один за другого и, таким образом, медленно, гуськом, ощупью, вступили в обиталище Савелия.
XV. Поздние гости
- Да посвети нам, хозяин, нам не в прятки играть; нет ли хоть на алтын огоньку! - заговорили приезжие, войдя в светлицу Савелия.
- Шарю... родимые... Куда впотьмах светец обронил? - отвечал с расстановкой хозяин. - Жена, баба, хозяйка! - продолжал он, - ты куда еще запропастилась? Вздуй-ка господам огоньку. Небось, они не тронут.
Молния блеснула и осветила Агафью, выползавшую как ящерица из-под печки.
- Ха-ха-ха! Видно хозяйка там цыплят высиживает! - захохотали приезжие, - ты бы крышкой закрыл, а то сглазят.
Молния повторилась. Агафья приподнялась с пола и, прокравшись по стенке к мужу, начала что-то шептать ему.
- Что? Не хочешь вздувать огня? Вот дам я тебе затрещину, так поневоле засветишь, как искры из глаз посыпятся, - отвечал, ей полушепотом Савелий.
Агафья, ворча себе что-то под нос, отыскала трутницу, высекла огонь, вздула его на лучину и осветила светлицу и находившихся в ней.
Четырехугольная, обширная светлица, вопреки своему названию, была закопчена, как угольная яма. В переднем углу, в божнице, стояло несколько икон в медночеканных окладах; под божницей висела запыленная занавеска, прикрывавшая полку, на которой лежали писанные святцы и четки из Богородицыных слез. В передней стене находились два узких продолговатых окна, называемые - красными. В рамах были вставлены стекла, - что для описываемого нами времени составляло значительную роскошь, так как они получались из чужих краев, - только кое-где, вместо разбитых верешков, была наклеена холстина, обмазанная маслом. В боковых стенах были волоковые окна, заткнутые говяжьими пузырями. Все это, как и колоссальная изразцовая печь, указывало, что светлица эта была некогда обитаема не Савелием с Агафьей, а ближними боярами великого князя.
По стенам светлицы были лавки, а в переднем углу стоял вымытый и выскобленный стол, в заднем, на двух столбах, стояло корыто, над которым находились полки с разной посудой.
Агафья, засветив огонь, стала у шестка, обтирая руки о полосатую поневу, и исподлобья оглядывала поздних гостей; невдалеке от нее Савелий был занят тем же самым.
Посредине светлицы стоял высокий, средних лет, мужчина, с открытым, добродушным лицом, в камлотовой однорядке, застегнутой шелковыми шнурками и перехваченной козылбатским* кушаком, за которым заткнут был кинжал. Широкий меч в ножнах из буйволовой кожи, на кольчатой цепочке, мотался у него сбоку, когда он отряхивал свою мокрую шапку с рысьей опушкой. На ногах его были надеты сапоги с несколько загнутыми кверху носками; на мизинце правой руки висела нагайка.
_______________
* Персидским.
Подле него стоял, недоверчиво озираясь, другой человек, постарше, низкорослый, но плотный, с редкой рыжей бородой, с широкой плешью на голове и с быстрыми маленькими глазами, одетый почти так же, как и его товарищ, исключая разве вооружения, которое у этого состояло из одного широкого ножа с серебряной рукояткой.
На двух других были надеты простые, суровые охабни, но они были вооружены с головы до ног - видимо, это были холопы двух бояр.
- Ну, здорово, хозяева! - сказали пришедшие, помолясь в передний угол и слегка поклонясь Савелию и Агафье. - Не взыщите, что мы напросились к вам, нужда привела.
- Милости просим, бояре, рады гостям! - отвечали хозяева в один голос.
- За что взыскивать? - продолжал уже Савелий один, - мы по возможности рады приютить вас чем Бог послал от темной ночи и непогоды... Не знаю, как ваша милость прозывается.
- Меня зовут Назарием, а товарища моего - Захарием, - отвечал высокий. - А тебя как звать?
- Да был Савелий Тихонович!.. А далеко ли едете? - говорил Савелий, обтирая полою своего зипуна переднюю лавку и усаживая на нее гостей.
- Уж это не твое дело! - заметил Захарий, садясь и отдуваясь от усталости.
- Вестимо, не мое, боярин, я так, просто спросил, - отвечал Савелий, кланяясь.
Он отошел в сторону и стал сложа руки.
- Вот думали-гадали сегодня до Москвы доехать, а вышло иначе! заговорил Назарий. - Дождь загнал нас в лес; хотели укрыться под какое-нибудь дерево и проплутали, да уж слава Богу, что у тебя нашли в потемках ночлег.
- Человек предполагает, а Бог располагает, это искони ведется, боярин! - отвечал Савелий. - Известно, в лесу жутко. Теперь молния так и обливает заревом, а гром-то стоном стонет. Чу? Ваши лошадушки так и храпят, сердечные.
- Да, вот спасибо напомнил! Что ж вы, олухи, забыли про лошадей-то? закричал Захарий, повернувшись к холопам, - самих вас выгнать на двор, пусть бы дождик доколотился до ваших костей, стали бы вперед заботиться о животных.
- Лошадей мы ввели сюда, на двор, боярин; а наше дело - не знали, куда их поставить! - ответил один из холопов. - Ведь, мы не дома.
- Хозяин, нет ли у тебя навеса какого для нас? - спросил Назарий.
- Как же, боярин, - отвечал Савелий, - там позади сарай, в нем и моя клячонка стоит.
- Ну, что же вы глаза-то вылупили? Ступайте за хозяином! - снова закричал на холопов Захарий и стал что-то нашептывать своему товарищу.
Савелий зажег лучину и, прикрывая ее полою, пошел было к двери, но Назарий вернул его вопросом:
- Слушай, хозяин, да много ли вас здесь живет в тереме?
