- Верно, верно. Штиверы им давай, а коли не дашь - нету от них гостеприимства.
Не торопясь, прихлебывая вино, Сильвестр Петрович рассказал, как шли из Кадикса, как капитан, узнав, что русские стольники цехинов имеют мало и что взять им денег неоткуда, вперед потребовал уплаты за переезд и за еду. Они уплатили, оставшись без гроша, а капитан кормил их только в пути, на стоянках же не давал и сухаря. По неделям и более голодали, в гавани воровским обычаем целый день петуха ловили. Так петуха и не поймали, зато иноземцы словили одного из воров, долго его бесчестили и даже глаз ему испортили, - с тех пор худо видит...
- То-то учение в голову шло! - сказал Афанасий.
- Обкрадывали нас кому только не лень! - рассказывал Иевлев. - Ихние иноземцы, когда мы в учении состояли, наши деньги от посланников в обмен брали, и плата шла вдвое, втрое против настоящих цен. Поверить нельзя, но кроме воды никакого питья не имели, рухлядишку, белье сами стирали. Как чего посмотреть для пользы, что нам неизвестно, - так нельзя. Единственно, что можно, - арифметику и тригонометрию, которые и дома весьма нетрудно при усидчивом прилежании изучить. Некоторые люди за большие ефимки могли еще пользу себе получить, а ежели по скудости по нашей, так единственно, что показывали, - диковины различных монстров: о двух головах младенец женского полу, да мужик в спирту весь волосатый, да еще печень человеческая в спирту, да крокодил, да скорпион...
Иевлев засмеялся, покрутил головой:
- Нынче и смешно и дивно, на что годы ушли! Цельный день ждешь, вдруг приходит наставник наш, сбирает с нас цехины - чудо смотреть. Идем, и что же за чудо? Мужик о двух головах, одна голова где надобно, а другая из брюха растет. Одной голове имя Матвей, другой - Иоганн. И друг с другом беседуют стихами. Посмотрел я, посмотрел, взял нашего наставника за глотку, тряхнул малым делом: 'Для чего, спрашиваю, ты нам сие скоморошество кажешь?' Ибо нетрудно понять: два мужика в одной искусной шкуре запрятались и морочат людям мозги. Наставник - в обиду, посланнику жалобу, а посланник еще меня - по роже.
- Смотрю - многому там научены? - смеясь спросил Афанасий.
- Ежели чего узнавали - случаем. Шли морем из Кадикса, дружбу свели с навигатором корабельным, кое-чего узнали. В академии в лейденской сторож принял от нас подарок, зато видели искусства многие и ремесла, да только тайно, ночью. Однажды только подвезло нам: свели дружбу с иноземцем, человек добрый и во многих науках даже превосходный. Он слушал от нас гиштории про Россию, узнавал обычай наш, уклад жизни нашей, как что повелось у нас от отцов и дедов. Нам же премногие свои показал искусства: как надобно крепости строить, в математических науках весьма нас подвинул вперед, фортификацию объяснил с азов, - мы ее учили хоть и многие дни, да без всякого толку. Крепко подружились с ним. Нынче приехал сюда, строит со мной цитадель, работник отменный - Егор Резен. Никакого дела не чурается, своему слову господин, таких бы нам поболее, да нету. Алчущие да жаждущие те едут, а добрых нет...
Лицо Сильвестра Петровича стало приветливым, видно было, что ему приятно говорить о Резене.
- Многое нам хорошее сделал еще Резен Егор. Бывало глобус хочешь купить, али астролябию, али трубу зрительную, - такую цену говорят, что оторопь берет. А купец смеется. Твой, говорит, царь - богатый, что скупишься? Резен Егор ногами бывало на них затопает, вы, говорит, воры, берите правильную цену, иначе я на вас лист напишу королю... Много от него нам пользы было. Собор Святого Марка он нам показал, как строен и в чем искусство архитектора. Город Венецию показал, что в нем прекрасного и худого, гошпитали, какие с умом строены, а какие - с дуростью. На верфях на голландских Ост-Индийской кумпании многие ремесла перед нами открыл, а что худо - мы с его помощью тоже разгадали.
- Ну, а хороши ли в Голландии мастера? - с живостью спросил Афанасий. Он слушал с интересом, забыв про кубок, налитый доверху.
- Мастера хорошие есть у них, владыко, у голландцев, но работая там, все я нашего Ивана Кононовича поминал да Тимоху Кочнева, которые, математики не зная, дивные корабли одним только своим талантом да смекалкой созидают. Что же будет, коли обучат людей, подобных им, еще и математике. Не менее славные мужи, нежели англичанин Исаак Ньютон!
- Что еще за Исаак Ньютон?
Сильвестр Петрович рассказал, что довелось ему видеть достойнейшего Ньютона, который в качестве смотрителя монетного двора был представлен Петру Алексеевичу и его свите.
- Да чем он хорош-то, Ньютон твой? - нетерпеливо спросил Афанасий.
- Многим хорош! - задумчиво ответил Иевлев и неторопливо, стараясь говорить понятными словами, стал рассказывать Афанасию сущность Ньютонова закона всеобщего тяготения, Ньютонову небесную механику. Афанасий внимательно слушал, уставив на Иевлева умные глаза, и казалось, что он видит те движения комет, о которых говорил Сильвестр Петрович, видит приливы и отливы, видит лунные неравенства.
- Что ж, об сем книга написана? - спросил Афанасий.
- Написана, владыко. В Лондоне годов пятнадцать тому назад типографщик три тома выдал сего сочинения.
- А где взять? - с жадностью спросил Афанасий.
- Я сии тома привез. И вам, владыко, завтра же с нарочным из Архангельска пришлю.
- Пришли, пришли! - быстро и опять с жадностью попросил Афанасий. Пришли, сыне. Ох, многое не прочитано, многое неизвестно, так и помрешь во тьме. Что ж сей Ньютон-то - какого роду?
Иевлев сказал, что не знает, но думает - Ньютон не графского и не княжеского происхождения, слышал-де, что оный Ньютон в младые годы беден был до самой крайности, а упражнения свои в механике начал с забав: устроил ветряную мельницу, управляемую мышью, водяные часы, самокат. Потом стал изучать геометрию Декарта и элементы Эвклида.
- Предивный умелец! - вздохнул Афанасий. - Такой бы к нам приехал погостить, дак ведь нет...
- Едут иные, - подтвердил Сильвестр Петрович. - Ой, едут...
- А что до умельцев, то встречал и я оных, - сказал Афанасий. - Не надивишься бывало. В Соловецкой обители монах Иеремия во-до-про-вод проложил, вода по трубам сама бежит, - таково искусно. Да Кузнеца возьми здешнего, сколь умен и учен в железных работах...
Говорили долго, Иевлев рассказывал о виденных городах - о Лондоне, об Амстердаме, о Риме. Келейник сменил сулеи, от вина стало жарко. Афанасий вдруг спросил:
- Да ты для чего ко мне приехал? Развеселить старика? Душеспасительно побеседовать?
И, скомкав в кулак бороду, хитро посмотрел на Иевлева. Сильвестр Петрович ответил, что-де нет, приехал по делу, просить милости, дабы монахи потрудились для Новодвинской крепости - камень возить, известку, лес. Возможно ли сие?
- Ну и пусть возят. Небось, для пользы мяса свои порастрясут, жиры сгонят. Благословлю.
- Так ты, отче, грамотку бы игумнам разослал...
Афанасий промолчал, словно бы не услышал.
- Далее за каким делом приехал? Не молчи - говори.
- Колокола буду по звонницам церковным да по монастырям снимать, решительно сказал Иевлев. - Как Петр Алексеевич по всей Руси делает, так и мы станем. Пушки нужны, отче, обороняться от шведа нечем...
- Колокола снимать?
- Так, отче...
- Раскаркается, поди, воронье. Да ништо! - задумчиво молвил Афанасий. - Чистая молитва, я чай, и без благовеста до господа дойдет...
- Опасаюсь, владыко, как бы монаси да попы противностей не чинили. Вой подымут, нам и без того трудненько...
- В рассуждении противностей да ехидства - умнее черного моего воинства не сыщешь, - ответил Афанасий. - Вот, говоришь, грамотку отписать. Пошлю на монастыри грамотку, а они ее анафемской, антихристовой и ославят. Пойдут доносы один другого чище на Москву, к патриарху. Угонят меня, раба божьего, в дальнюю обитель игумном, а ты что делать станешь? Пришлют тебе чурбана в саккосе да в омфоре с палицей и панагией, будешь перед ним столбом столбеть. А я мужик прост, на Беломорье издавна, здешнее житьишко с младых ногтей знаю, святости во мне нет, да и не об ней речь, с пользой бы прожить,
