- Я уезжаю, - заявила она. - И вы должны последовать за мной! Через неделю я буду в Монсе... Устройте ваше бегство. Кстати, вы сможете лучше управлять событиями извне.
Его светлость обожал свою маленькую графиню. И он согласился.
Месяц спустя, 20 июня 1791 года (в день бегства королевской семьи в Варенн), он покинул дворец, переодетый иностранным туристом, сел в карету и прибыл в Монс, где его ждали жена и графиня де Бальби.
В тот же вечер он окончательно покинул супружескую постель и 'эмигрировал' к фаворитке... 7 июля, после утомительного путешествия, брат короля прибыл наконец в Кобленц с женой, любовницей, придворными, их женами и любовницами. Они немедленно разместились в Шонбурнлустском дворце, принадлежавшем Клементу-Венцесласу Саксонскому, архиепископу Тревскому, дяде графа по материнской линии.
Этот маленький двор, пытавшийся во всем копировать Версаль, управлялся фавориткой принца. Из своей постели она дергала за все ниточки, плела интриги, назначала офицеров армии Конде, прогоняла советников, отзывала дипломатов - словом, люди, окружавшие графа, были похожи на йо-йо <Популярная французская игра.> в ее руке, их взлеты и падения зависели только от графини...
О могуществе этой фаворитки очень красноречиво пишет Жозеф Тюркан.
'Вначале эмиграция была приятным времяпрепровождением для дворян, честолюбцев и хорошеньких женщин. Это было модой и только много позже стало необходимостью. Установлению моды больше всего способствовали женщины. Поэтому эмиграцию можно считать детищем слабого пола. Женщины - движущая сила и инструмент эмиграции. Кобленц принадлежит им, это их арена действий, их театр, и они прекрасно в нем играют. Главная роль, безусловно, отведена госпоже де Бальби' <Жозеф Тюркан. Фаворитки Людовика XVIII.>.
***
Был момент, когда у любовницы Мсье могла появиться соперница. Во дворце, превратившемся в огромную гостиницу, жил граф д'Артуа (будущий Карл X) со своей женой и любовницей, очаровательной госпожой де Поластрон.
У этой дамы были весьма смутные представления о революционерах, но ей нравилось делиться своими воззрениями с любовником, когда они лежали голые на сбившихся простынях, наслаждаясь удовлетворенной страстью. У любовников был весьма страстный темперамент, поэтому госпожа де Поластрон очень часто беседовала с графом д'Артуа о политике. Результатом этих разговоров было то, что его королевское высочество зачастую отдавал весьма экстравагантные приказы армии Конде и роялистам, оставшимся в Париже...
'Легко поверить, что оба двора были гнездом интриг, - пишет Жозеф Тюркан. - Да и могло ли быть иначе, если вокруг каждого принца суетился целый штаб напудренных и раскрашенных кукол? И в том и в другом штабе царствовала официальная любовница. Можно, пожалуй, сказать, что политикой эмиграции руководили юбки'.
Через некоторое время госпоже де Поластрон, думавшей только о любви, надоели серьезные разговоры 'на подушке', и госпожа де Бальби получила абсолютную власть. Именно тогда она и стала подлинной 'королевой эмиграции'.
***
Королева-фаворитка принимала в своей комнате генералов, дипломатов и придворных, обсуждая с ними текущие события. Эти 'совещания' были иногда очень легкомысленными, не соответствующими нашим представлениям о политике, но тогда это никого не смущало.
Например, госпожа де Бальби могла, комментируя результаты какого-нибудь сражения или решения Конвента, раздеться и начать надевать ночную рубашку...
Послушаем, что пишет об этом очевидец, граф де Нейи.
'Каждый вечер, освободившись от своих обязанностей у Мадам, графиня де Бальби возвращалась к себе где собирались приближенные к ней люди. Но вначале она переодевалась, ее причесывали перед небольшим зеркалом, принесенным из спальни; служанка подавала ей платье и даже нижнюю рубашку, так было принято, и это казалось нам настолько естественным, что никто из нас не обращал на это никакого внимания...'.
У женщин XVIII века вообще было принято раздеваться и одеваться прилюдно. Молодая Лоретта де Мальбуасьер рассказывает в своих воспоминаниях, что подвязки ей надевал один из кузенов, и не находит в этом ничего неприличного; госпожа де Сталь не стеснялась приводить себя в порядок перед своими подругами; графиня де Брион принимала в своей туалетной комнате, сидя верхом на предмете, который англичане даже не называют вслух; многие дамы подражали герцогине Бургундской, которой, если верить принцессе Палатин, оказывали на людях самые интимные услуги.
Послушаем, что пишет принцесса. 'В кабинете короля, при большом стечении народа, она уходила за ширму, к камину, и какая-нибудь из горничных подмывала ее, подползая на четвереньках. Герцогиня считала это простой любезностью...'
К чести госпожи де Бальби нужно сказать, что она никогда не просила ставить ей клистир во время политических советов...
Властная, надменная, она позволяла себе пренебрежительно обращаться с самыми знатными людьми Франции. Однажды она встретилась со старым герцогом Лавалем, бежавшим из Парижа в 1789 году.
- Ах, как здесь скучно, - сказал ей почтенный старец. - Боже, когда же я смогу наконец вернуться во Францию?!
- Но что вы будете делать во Франции? - спросила госпожа де Бальби. Вы ведь знаете, что там отменены все титулы. Как же вас будут объявлять в салонах?
- Я просто назову свое имя, мадам: Анн де Монморанси.
Фаворитка улыбнулась:
- Вы хотите сказать - Субчик Монморанси!..
Старый герцог чуть не упал в обморок у ног графини, а ее скандальная репутация подтвердилась еще раз...
***
В замке Шенборнлуст все, естественно, знали, что госпожа де Бальби обманывает Мсье с редким постоянством. Даже самый глупый лакей мог по именам перечислить дворян, занимавшихся с графиней на ковре 'вольной борьбой'.
Ее беззастенчивость, скажем сразу, никого не шокировала, потому что распутство было единственным развлечением эмигрантов в Кобленце. Совершенно счастливые от того, что смогли избежать опасностей революции, они оглушали себя удовольствиями, устраивали обеды 'с раздеванием', где воссоздавалась фривольная обстановка интимных ужинов, дорогих сердцу Людовика XV'. В Кобленце давали балы, которые зачастую превращались в оргии, если, конечно, верить мемуаристам. Один из них вспоминает, как однажды вечером, 'в конце приема, госпожа де Г... закуталась в занавеску, к ней присоединился г-н де Б..., вся одежда которого состояла из розового банта, завязанного на левой икре, и овладел ею, как было принято в Бретани, прямо на подоконнике, на виду у всех собравшихся'
Если вспомнить знаменитую пословицу, аристократы ничему не научились и ничего не забыли: в изгнании они вели точно такую же жизнь, которая привела французскую аристократию к гибели.
'Можно было подумать, - пишет Жозеф Тюркан, что эти люди пытались украсить пустоту своей жизни несколькими 'нежными' приключениями, как будто боясь умереть, не успев припасть еще раз губами к чаше удовольствий. Они не видели других целей в жизни и веселились вовсю'.
***
В начале 1792 года это неистовство привело к ужасном скандалу. Госпожа де Лаж, очаровательная подруга госпожи де Ламбаль, пригласила нескольких друзей на день Епифании и приняла их в прозрачном дезабилье, которое, как пишет господин де Бриссуан, 'позволяло всем убедиться в том, как очаровательна ее мохнатка'.
Воодушевленные этой картиной, гости сели перед камином, в котором весело потрескивали дрова. Когда все успокоились, госпожа де Лаж объяснила, как она предлагает выбирать королей на этом вечере:
- В печеньях, которые вам подадут, не будет боба. Туда запекли костяные карточки, на которых записаны - в виде ребусов - ваши имена. Это позволит нам выбрать столько королей, сколько присутствует мужчин в этой комнате, и столько королев, сколько мы видим милых дам. Прежде чем объяснить вам правила игры, я хочу спросить: согласны ли вы отбросить всякий стыд, сев за стол?
Присутствующие единодушно закричали:
- Да!
- Прекрасно, - сказала госпожа де Лаж. - Тогда вот как мы будем выбирать королей: каждый костяной жетон дает право заняться любовью с особой, чье имя на нем написано.
